Со скудной добычей пришёл в барак и как раз успел к построению на вечернюю проверку. На проверке, к моему удивлению, меня и ещё троих по номерам вызвал к себе полицай барака. Он сообщил, чтобы мы к 10.00 после завтрака с вещами собрались у лагерных ворот, где нас будет ждать охранник, который будет сопровождать до другого лагеря.
Вскоре мы были на вокзале. Нас посадили в пустой чистый товарный вагон. Ехать было просторно. Немец занял место у дверей, а мы примостились в углу на противоположной стороне, где было теплее. Расстелили две шинели на полу, а двумя другими решили укрываться. В вагоне не было вентиляционного оконца. Ехали в сплошной темноте. Даже у охранника не было фонарика. После разговоров немного вздремнули. Через четыре часа конвоир сказал, что сопровождает нас до города Аусига в железнодорожный лагерь «Funfhausen», который расположен на одноименной станции.
В Аусиг
Стоял конец апреля. В вагон проникали запахи цветущих садов и свежей травы. Когда проехали Дрезден и поезд втянулся в долину реки Эльбы, мы попросили конвоира открыть двери вагона, предварительно дав ему слово, что бежать не будем. Конвоира звали Фрицем, ему было за пятьдесят. Совсем недавно его призвали в армию по «тотальному призыву». На фронт по болезни не послали, а направили в войска, охраняющие лагеря военнопленных. Он был родом из Мюнхена. Всю дорогу объяснял нам, по каким местам мы едем, угощал сигаретами и делился своим сухим пайком. Мы, пленные Игорь, Василь, Игнат и я, с разрешением Фрица улеглись у открытых дверей и с наслаждением наблюдали за весенним пробуждением природы. Заходящее солнце освещало зелёный наряд склонов невысоких Рудных гор, густо покрытых лесом. По реке Эльбе плыли баржи, пароходики, катера, лодки. Над рекой стелился туман. Как-то не верилось, что идёт война, где-то гибнут люди, а мы находимся в плену.
В 7 часов вечера состав прибыл на станцию Аусиг. До захвата немцами Судетской области этот чешский городок назывался Усти-над-Лабой.
На станции нас встретил лагерный конвоир, который повёл вдоль железнодорожных путей в лагерь «Funfhausen», находившийся от станции в трёх километрах. Утром увидели, что лагерь состоял из пяти бараков. Его площадь составляла 40 тысяч кв. м. В одном бараке находилась кухня, во втором – ревира, т. е. лазарет, а в трёх других размещались рабочие команды военнопленных. В лагере находились в большинстве своём пленные с момента боев 1942 года под Харьковом. Он был создан для работы пленных на железнодорожном узле станции Аусиг и на вагоноремонтном заводе – «RW». Станция являлась крупным железнодорожным узлом. От неё отходили железнодорожные линии на юг в сторону Праги, на восток в сторону Словакии, на запад – в сторону Карловых Вар и Мюнхена, на северо-восток – в сторону Дрездена и Бауцена.
Здесь было не более 350 военнопленных. Половина работала в «RW», они размешались в первом и частично во втором бараках. Остальные находились в мелких рабочих командах по 10–15 человек, работали на ремонте пристанционных путей. Они размещались в третьем бараке и частично во втором.
Вход в лагерь «Funfhausen»
Все военнопленные были по специальности железнодорожниками, среди них были и специалисты по сопутствующим специальностям железнодорожного профиля – газосварщики, электрики, маляры, плотники, станочники и т. п. Таких, как я, без профессии, было мало.
Меня назначили в команду «RW», которая работала на вагоноремонтном заводе. Полицаем у нас был Валентин Диктов, здоровый детина лет двадцати пяти, бывший боксёр. Во втором бараке полицаем был Иван Стахинов, в третьем – Николай Попов, бывший учитель.
Внутри лагерная администрация была представлена исключительно военнопленными. Полицаи, старосты, начальники команд отбирались пленными и утверждались комендантом лагеря. Старшим полицаем был Александр Полонский, бывший инструктор райкома партии из Ленинграда. Он хорошо знал немецкий язык. Переводчиком лагеря был Николай Александрович, преподаватель немецкого языка ленинградского пединститута. Он был справедливым. Часто защищал слабых, больных военнопленных от лагерных полицаев, которые побаивались его. Всегда у него были немецкие газеты, которые он переводил желающим узнать последние известия.
В лагере нас досаждала ежедневная вечерняя проверка. После трудового дня хотелось пораньше уснуть. Но переклички часто длились по два часа. Сперва начальники команд докладывали полицаям бараков о наличии пленных в команде, затем последние докладывали старшему полицаю лагеря, тот докладывал о наличии пленных на перекличке, в ночных сменах на «RW», в лазарете, в командировках на железнодорожных полустанках в сторону Карловых Вар и на временных сельхозработах у окрестных бауэров, а старший полицай докладывал непосредственно коменданту лагеря обер-лейтенанту Курту. Если численный состав не совпадал, перекличку повторяли.
Иногда во время вечерней проверки по церковным праздникам совершал службу лагерный священник отец Михаил, который читал молитвы в сопровождении хора, состоявшего из пленных. Тогда на плац выносились иконы Спасителя и Божией Матери. Пленные в своих молитвах призывали на помощь в своей беде и скорби, прежде всего, Спасителя, Пресвятую Богородицу, а также святых угодников. Например, молились святому праведному Симеону богоприемцу, преподобному Петру Афонскому (молитва называлась «в плену у врагов»).
Пленные на нарах
Бараки внутри были разделены продольной дощатой перегородкой на две половины. По всей его длине тянулись двухъярусные нары. По одной стороне барака располагалось 25 человек на нижних нарах, такое же количество – на верхних арах. По второй стороне располагалось такое же количество. Таким образом, в каждом бараке находилось по сто человек.
В конце барака стоял длинный умывальник на одновременное обслуживание 12 человек, а также уборная на восемь очков. Ближе к наружным стенам стояли деревянные столы со скамейками. Между столами возвышались чугунные буржуйки, которые топились углём. В бараках было мало окон, в них всегда стоял полумрак. Ночью в каждой половине зажигались по три электрические лампочки по 25 ватт.
На нарах для каждого пленного лежали соломенный матрац и подушка. Простыни и наволочки были из простой серой мешковины. Сверху постель застилалась потёртым старым байковым одеялом. Днём до отбоя не разрешалось валяться на постелях. Только больным разрешалось лежать. Немцы требовали соблюдения чистоты и порядка. Нарушителей наказывали плетьми. За чистотой следили блочные старосты, в подчинении которых были уборщики. На печках-буржуйках глубокой ночью удавалось сварить в вёдрах кашу или суп из наворованных продуктов – картошки, муки, различных круп. Немцы не разрешали варить, так как понимали, что этим будут