– Ну, раздражают политики. А погибают простые люди…
– Паны дерутся, у холопов чубы трещат?
– Да, как-то так…
– Выходит, сыграла эта поговорка опять?
– Так было, так и есть.
– Тысячи людей уже погибли, сотни тысяч, наверное. От вас, может, скрывает это ваше руководство? – Владислав, соглашаясь, грустно кивал головой, а Николай Камень постоянно поддакивал мне со своей койки и убежденно говорил: «Конечно, скрывают». – Но мы часто видим по телевизору ваши кладбища, и там конца нет могилам с украинскими знаменами. Не знаю, у вас по телевидению показывают это?
– Да, да…
– И там гектары, гектары, гектары земель под кладбищами. И под Киевом, и везде. И ради чего?.. Вот дончане не захотели признать ваш переворот, Порошенко и кого-то там еще. Не захотели. Но это их право. И не захотели отказываться от языка своих предков – от русского языка… Потому что так на Украине было всегда… А вы скачете: «Нет, мы пойдем на Донецк! Мы их уничтожим. Они…» Как вы их называли?
– Сепаратисты.
– Да, они – сепаратисты. Вот это вспоминают, об этом думают ваши товарищи в окопах? О чем им сейчас вспоминать в грязи и холоде? О бабах? А лучше бы вспоминали об этом. Вот сегодня ледяной дождь идет весь день. В наших окопах воды по колено. У вас так же?
– Да. Все так же.
– А о чем говорят? Это же не военная тайна. Может, кто-то генералом мечтает стать?
– Не, не, не… Нет уже таких желающих. Уже не хочется никаких званий, никаких денег… Просто хочется мира, покоя и чтобы это все закончилось…
– Чтобы съездить за границу, где у тебя родственники?..
– Да…
– Но там, в Германии, есть которые все еще скачут.
– Есть отдельные, которые скачут. Это не большинство. Так получилось, что меньшинство взяло большинство.
– Ну, значит, ты скакать не будешь?
– Я никогда не скакал и не собираюсь.
– И тебя тоже здесь никто не бил, не насиловал? Мошонку тебе никто не грозился отрезать?.. Как это проделывали с нашими пленными ваши солдаты…
– Я это не приветствую, конечно.
– Даже немцы, фашисты, такого не делали. Ну зачем?
– Я сам не понимаю этого…
– Если хочешь, можешь сказать что-то своим родным, мы передадим. Или товарищам.
– Да не хочу я ничего говорить.
– Не хочешь?
– Нет.
– Ну, тоже правильно.
– Каждый пусть примет свое решение. Достаточно много у нас людей уже уходят в самоволки и не возвращаются. Просто придумывают отмазки, чтобы не ехать. Все уже просто устали, все на пределе. Никто никого не меняет… Летом было такое вообще, что заехали в лес на четыре месяца. Сутки через сутки стояли. Сутки на позиции, сутки типа отдых. Четыре месяца в лесу. Ни организм не выдерживает уже, ни нервная система. Все на пределе уже. И ничего не меняется. Только в худшую сторону.
– А вы давно здесь? На этом участке.
– Я заехал девятнадцатого июля прошлого года. Заехал на четыре месяца. Вывели девятнадцатого ноября. Дали семь дней отпуска вместе с дорогой. Съездил в Винницу. Увидел родных там, друзей. Приехал через семь дней. Два дня еще побыл в Новоэкономичном… А потом как бы отправили заново. Ну а потом полтора-два месяца на позиции и две недели вывод и снова – полтора-два месяца и две недели вывод. И вот так, в таком режиме живем все это время…
– Ну ладно. Тоже желаю тебе вернуться домой.
– Спасибо.
– Только вот что я хочу тебе сказать. Чтобы ты точно запомнил это. Это не только ваша земля, но и моя, наша. И мы тоже бьемся за свое. И если ты приедешь домой, обнимешь мать и скажешь: «Мы бились со своими братьями за одну и ту же землю. И нас просто стравили и использовали», то, считай, ты выжил и будешь человеком… Ты православный?
– Да.
– Ну вот, храни тебя Господь.
– Спасибо.
– И всех вас пусть хранит Бог. Все, спасибо, что поговорили, и с наступающим вас Новым годом!
– Спасибо.
– Думаю, вам повезло.
– Да. Мы тоже так думаем.
* * *
Командир «Пятнашки», которому я был благодарен за предоставленную мне уникальную возможность побеседовать с украинскими военнослужащими, единственное, о чем меня попросил, так это чтобы я не предавал огласке сам факт этого разговора с пленными и его содержание до того, как решится их судьба. В самом начале нового 2024 года Владислава Рагульского, Николая Камня и Владислава Пономарева обменяли на пятерых наших десантников. А вот их командир – лейтенант ВСУ Роман Озеров – так и остался лежать в промерзлой жирной донбасской земле.
* * *
Вернувшись поздно вечером в свое временное пристанище на улице 50-летия СССР, я, конечно, показал снятое мною видео Диме Селезневу, а затем и Лене Бобковой с Александром Матюшиным, с которыми ненадолго встретился потом за чашкой чая, чтобы попрощаться перед отъездом в Москву. Мой краткий визит в Донбасс, оказавшийся наполненным всевозможными событиями и оттого показавшийся мне очень долгим, подходил к концу. И на следующий день, в семь утра, мы с Месропом должны были выехать на его шикарном новом «лексусе» в Москву. Такому комфортному возвращению домой на мощном внедорожнике класса люкс я был, конечно, обязан Ахре, Тимуру и в первую очередь самому владельцу «лексуса» Месропу, но посчитал, что именно так, наверное, и должно было завершиться это мое путешествие в Донбасс.
День девятый
Однако в семь утра, когда я вышел из дома, машины у подъезда не оказалось. И я целый час простоял на темной обледенелой дороге при минус семи градусах, не имея местного телефона или интернета, чтобы связаться с Месропом, и представляя, как тяжело приходится сейчас на передовой, в окопах нашим бойцам. (Про украинских солдат, признаюсь честно, я тогда даже не думал.) А войти в подъезд погреться не мог, так как дверь была на кодовом замке, ключа у меня не было и в этот ранний час из подъезда, как нарочно, никто не выходил.
В Донецке, как и по всему Донбассу, с телефонной связью напряженка: московские номера здесь не работают, общедоступного интернета в городе нет, только Wi-Fi (но где его в такое раннее время найдешь?). И все приезжие приобретают местные сим-карты. У меня такая карта тоже была (спасибо Саше Чаленко и Павлу Мещерскому – моему