Теперь, собственно, о еде. Как сибарит и гурман, не могу не рассказать об этом подробнее.
В этом популярном в Донецке рыбном ресторане с прекрасным панорамным видом на водную гладь Кальмиуса и красавец город любил бывать, по словам Семена, и Арсен Павлов – Моторола. И он якобы всегда заказывал себе именно это блюдо из рапанов – жареных рапанов с луком и с добавлением соевого соуса.
– И, как вы поняли, – сказал нам Семен, потирая от удовольствия руки, – я заранее заказал рапанов на всех, чтобы вы попробовали. А то они сейчас не всегда здесь бывают. А еще советую вам уху. Она необычная. Впрочем, тут все вкусно.
Мы с Димой заказали себе и рекомендованную Семеном уху. Она оказалась с лососем, курицей и красной икрой. И, как и рапаны, была приготовлена совсем неплохо, что мы и признали. Семен, как человек, пригласивший нас сюда, был этим крайне доволен. Вот что значит русский, долго проживший на Кавказе, – широкая, щедрая душа плюс кавказское гостеприимство. Нет, этот парень мне нравился все больше и больше! И я вдруг понял, чем он понравился Эдуарду Лимонову. А еще, разумеется, талант!
– А Моторола сидел с друзьями обычно на террасе, вон там… – Выбравшись из-за стола, Семен сделал несколько шагов в направлении террасы и начал размахивать там руками, как уличный регулировщик. – …Налево, в самом конце. – А потом, снова вернувшись к столу, продолжил: – Когда наши отступили из Славянска и Арсена еще никто в Донецке не знал в лицо, мы часто здесь с ним обедали. И бывало так, что, не успев доесть, он и его ребята тут же мчались на передок.
А я вспомнил один из репортажей Семена из Славянска, показанный на телеканале LIFE, когда Арсен, еще тогда без бороды и худенький, раздетый по пояс, невысокий, коротко постриженный паренек, представившийся добровольцем с позывным «Моторола», бродил по окопам и, улыбаясь, пинал ногами валявшиеся повсюду фрагменты украинских снарядов, начиненных фосфором.
– Так это же вообще первый мой репортаж! – воскликнул Семен, удивленный, что я его смотрел и запомнил. А прошло ведь почти десять лет.
– К сожалению, я так и не познакомился с Арсеном, – сказал я. – Думал, что он будет жить долго и мы еще как-то где-то пересечемся.
И еще я вспомнил, но рассказывать ребятам не стал, что, когда Моторолу убили, я находился в Турции, где дописывал веселую книгу о русских сибаритах (как раз одну из тех, что подарил Семену). И так был потрясен этим убийством, что не удержался и вставил в свою веселую книгу скорбное эссе об этом бесстрашном, харизматичном русском парне, с которого свидомые ублюдки и начали ликвидацию наиболее ярких, всенародно любимых защитников Донбасса и известных россиян.
В общем, мы вспомнили и помянули Арсена, Михаила Толстых и Захарченко. Вспомнили и Эдуарда Лимонова, который наверняка был бы рад посидеть вместе с нами в хорошем ресторане в центре русского Донецка.
Но Семен, к сожалению, куда-то торопился. К тому же в тот день было сразу два прилета вражеских ракет в Донецк, и где-то вдали, за рекой все полтора или два часа, пока мы находились в ресторане, стоял столб черного дыма. И когда мы уже прощались, договорившись о встрече вечером в другом месте, к Семену подскочили две хорошенькие, кровь с молоком, девушки, сидевшие все это время за соседним столиком, и попросили разрешения с ним сфотографироваться.
– Берегите себя! – пожелали они ему после съемки, с удовлетворением рассматривая в смартфоне получившиеся снимки, на которых Семен выглядел как поэт-футурист или рок-музыкант.
* * *
Завершив обед без Семена, мы собрались уже было ехать домой, но я предложил Дмитрию съездить на место прилета украинской ракеты и посмотреть, что там происходит.
– Тебе же нужно побывать там? – спросил я.
– Ну, вообще-то, да, но…
– Но я готов съездить с тобой.
– Нас близко все равно не подпустят, – сказал Дима.
– Ничего, посмотрим издалека. А где это? Далеко отсюда?
Дима погрузился в карту на своем смартфоне.
– Где-то в Буденновском районе, – сказал он через минуту. – В принципе, недалеко, за полчаса доедем.
– Ну поехали!
И мы тронулись туда, где маячил столб черного дыма. Тронулись с хрустом льда под колесами нашего тяжелого, бронированного инкассаторского «Форда», переданного кем-то из бизнесменов проекту WarGonzo в качестве гуманитарной помощи. Большая машина, выкрашенная в неприметный серый цвет, внутри которой валялись бронежилеты, каски и что-то еще, называемое обычно хламом, но, наверное, необходимое на войне, двигалась уверенно, без капризов, а вот обогревалась крайне медленно. И мы почти всю дорогу туда и обратно ехали, глядя вперед сквозь небольшие прогалины на замерзших окнах. В эти же прогалины я снимал дорогу, которая извивалась серпантином, снимал разбегающиеся по обеим сторонам дороги большие и маленькие дома и то появлявшийся, то исчезавший впереди черный дым пожара. А между тем у светофоров, магазинов, торговых палаток и на автобусных остановках спокойно стояли люди, они шли по тротуарам или переходили дорогу перед нами по пешеходным переходам, и казалось, никакой войны вокруг не существует.
Я все-таки снял для Димы на свой смартфон дымовой столб, но потом мы узнали от двух пожилых прохожих, что «это горит у военных» и что «за четыре часа не было еще пожарных». А значит, пришел к выводу Дима, ему делать об этом новостное сообщение не следует. «Чтобы не радовать хохлов». И он стал докладывать по телефону об этом Русику – Руслану Хакиеву, отвечающему в WarGonzo за публикацию новостей.
А я вдруг увидел на высоком постаменте перед зданием районной администрации белый памятник Буденному, издали – характерной позой, фуражкой и усами – очень похожий на памятник Сталину. И, попросив Диму на минуту остановиться, вышел из машины, чтобы этот памятник получше сфотографировать.
И пока я это делал, моего плеча вдруг кто-то коснулся сзади. Я обернулся и увидел перед собой невысокого, крепкого, лет сорока пяти мужчину, от которого несильно попахивало спиртным.
– А ты чего тут делаешь? – спросил он меня.
– Буденного снимаю, – ответил я, приветливо улыбнувшись.
– Буденного? А ну покажи! – потребовал он и попытался выхватить у меня смартфон. – Показывай!
Это мне уже не понравилось, так как, даже начни я показывать этому бдительному донецкому прохожему снимки памятника маршалу Буденному, дальше-то за ними были снимки Донецка и черного дыма, снятого мною с разных ракурсов. А человек уже кричал: «Давай, давай! Показывай!»
«День перестает быть томным» – первое, но самое банальное, что пришло мне тогда в голову. И я, разумеется, попытался товарища успокоить,