Брат мой Авель - Татьяна Олеговна Беспалова. Страница 41

него ли перенял?

– Сашка! Ты?

– Не подходи!

Недавний товарищ по несчастью перехватил автомат, направил на Авеля оружие. Сквозь шум прибоя Авель услышал щелчок предохранителя. Телесные инстинкты отреагировали мгновенно. Железо лязгнуло. Указательный палец лёг на курок. Противник тут же дал заднюю.

– Я тебе не враг! – крикнул Саша, и голос его второй раз за день сорвался на малодушный фальцет. – Отпусти меня. Я должен уйти. Я не могу здесь оставаться! Я не могу сражаться на стороне этих бандитов. Я должен искать своих!

– Надо поговорить, – ответил Авель.

– Не о чем говорить. Ты влюблён в Мириам – это ясно. Поэтому ты останешься с этими последователями аль-Хусейни. Что ж, учитывая твои взгляды на жизнь, это нормально. Но я с ними оставаться не могу…

Он намекает на что-то вполне определённое и досадное для Авеля. Так не годится. В конце концов, они столько пережили вместе. Они не чужие люди. Они должны выяснить отношения.

– Ты голоден? – спрашивает Авель.

Саша молчит.

– У меня ещё осталась лепёшка…

Однако вытаскивать остатки еды из-за пазухи Авель не спешит. Саша усмехается.

– Я хочу знать твои аргументы.

– Какие ещё аргументы? Ты просто пойми. Я никого не стану убивать за вознаграждение и по заданию фашистов. Ты же…

– Что я? Ну что я?..

Едва сдерживая гнев, Авель делает шаг вперёд. Его указательный палец живёт своей собственной, отдельной от остального тела жизнью. Он ласкает, он оглаживает курок. Если потребуется, выстрел будет внезапным и точным, первая пуля – под кадык, вторая – между бровей.

– Послушай, Амин аль-Хусейни был муфтием Иерусалима. Это было в начале двадцатого века. Первая мировая война только что закончилась. Османская империя пала. Ни о каком государстве Израиль тогда и речи не было. Оно возникнет через тридцать лет. Но Амин аль-Хусейни был муфтием того, что тогда называлось Палестиной или мандатом англичан. Амин аль-Хусейни положил начало вражде арабов и евреев, и когда здесь началась резня, он в 1939-м бежал из Палестины, как думаешь, куда?..

Саша говорит быстро. Горячится. Видимо, судьба иерусалимского муфтия сильно его волнует.

– Отличная историческая справка, – примирительно произносит Авель. – Амин аль-Хусейни – национальный герой местных фаллахов.

– В 1939 году Амин аль-Хусейни сбежал из Палестины в Германию к Адольфу Гитлеру. Он тесно сотрудничал с Геббельсом и Розенбергом…

Саша сыплет фактами. Видимо, начитался всякой полезной литературы об истории Палестины, и Авель постепенно начинает понимать, куда клонит его так называемый товарищ.

– Ах ты грёбаный чистоплюй, – быстро произносит он.

Указательный его палец замирает. Он готов произвести выстрел. До Саши десять шагов. Он не промахнётся.

– Я знаю, что ты думаешь обо мне! – голос Саши звучит торжественно. – Ты считаешь меня ренегатом, предавшим Родину сопляком. Сдриснувшим… ну или как там думают обычно такие, как ты…

– Такие, как я?.. Хочу ли узнать подробности о себе: вот в чём вопрос. Хочу ли я, чтобы ты меня оценивал?

– Ты – фашист!

Авель ждал этого обвинения от труса, и он его получил. Сделав три глубоких вдоха и три глубоких выдоха, он принял решение смириться. Если он выстрелит и Саша упадёт в этот прибой, то скорее всего его смоет в море и рыбы сожрут его тело. Его причислят к пропавшим без вести, дети и жена его проведут долгие месяцы в плену, а в этом мире станет двумя сиротами больше. Нет, тремя. У Саши же, кажется, есть ещё и мать. Имеет ли право Авель обижаться, если лучшие умы мира перестали отличать добро от зла?

– Мы стоим тут с тобой друг напротив друга на чужом берегу, который больше не кажется нам обоим ни уютным, ни спасительным. Мы оба бежали от войны в место, казавшееся нам обоим безопасным. Но война догнала нас обоих…

– Ну и что? – Саша капризно, по-детски скривил губы.

– Надо повернуться к ней лицом и принять бой.

– Я не фашист и не стану никого убивать.

– Вон там, на холме, видишь, оливы? Там колодец. У колодца я встретил человека по имени Наас.

– Наас? Тот, кто чист. Сокрее всего перс.

– Наас говорит, что видел твоего сына. «Голодный русский мальчик» – так он сказал.

Саша зашатался. Пальцы его разжались, и он едва не выронил автомат.

– Осторожней! Оружие не любит воды, тем более солёной.

Щелчок предохранителя. Авель подбегает к Саше. Перехватывает у него оружие, закидывает себе за спину.

– Пойдём! Похоже, нам опять придётся спуститься в этот чёртов тоннель. Может статься, нам повезёт, и добрый горбун Яхо, явившись из лучшего мира по наши души, сбережёт заодно и наши шкуры.

Глава восьмая. Надменные самоубийцы

Иннок сидел, привалившись спиной к колесу джипа. Чёрная влажная ночь, пение сверчков, никаких признаков присутствия людей, лишь метрах в двухстах впереди по шоссе желтели огни прожекторов. Там располагался КПП ЦАХАЛ, который ценой некоторых усилий и потраченного драгоценного времени всё же можно было бы обойти. Иннок обошёл бы КПП непременно, если б не одно обстоятельство. Перед тем как выдвигаться к сектору Газа от общих знакомых, он получил достоверные сведения о месте нахождения своего земляка и одноклассника Вадика Гур-Унгебауна, который успел ещё в СССР закончить суворовское училище в Ташкенте, а потом с небольшим скандалом отбыл в Израиль непосредственно из Бухары, из их общего двора. Иннок смотрел на яркие южные звёзды. Над Святой землёй ночное небо так же черно, как в Бухаре, но воздух, но запахи другие. В Бухаре и день, и ночь пахнет жареным мясом, инжиром, зирой, гвоздикой, а в сезон и дыней. А здесь пахнет прохладным морем и прожаренной солнцем пустыней. Такой вот вкусный контраст, несколько подпорченный миазмами пороховой гари. Но цвет ночи совпадает. Она черна. Чёрная её ткань издырявлена, и сквозь дыры сочится звёздный свет… Иннок ничего не смыслит в созвездиях, поэтому созвездия Святой земли ему кажутся идентичными бухарским созвездиям, отчего возникает иллюзия близости Родины, иллюзия защищенности… Неужели он увидит Вадика? После стольких лет…

– Говорю вам, Америка нам не поможет. У них свои проблемы, – громко и отчётливо проблеял какой-то поц, отвлекая Иннока от созерцания созвездий.

И рассуждения такие же, как в Бухаре. И интонации… И тупость… Так громко блеять в тихую ночь вблизи от вражеского лагеря.

– А правда ли, что в США тоже будет война? Я слышала. Так говорят, – поинтересовался звонкий девичий голос.

– Я слышала, там есть нелегальная армия и она готова к выступлению на Белый дом… Моя подруга – она училась в Америке – видела баннеры «Вход только для мусульман». Там лагеря для