– И был день, когда сыновья его и дочери его ели и вино пили в доме первородного брата своего. И вот, приходит вестник к Иову и говорит: волы орали, и ослицы паслись подле них, как напали Савеяне и взяли их, а отроков поразили острием меча; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе. Еще он говорил, как приходит другой и сказывает: огонь Божий упал с неба и опалил овец и отроков и пожрал их; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе. Еще он говорил, как приходит другой и сказывает: халдеи расположились тремя отрядами и бросились на верблюдов и взяли их, а отроков поразили острием меча; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе…
Новый удар молота потряс подвал. Всё пространство заполнилось невыносимо вонючим газом. Казалось, один вдох такой дряни – и ты мертвец. До этого они несколько минут сидели в темноте, но всё же темнота была не столь полной, зато теперь Саша не видел буквально ни зги. Тишина сменилась непрекращающимся тектоническим скрежетом. Теперь Саша никак не ощущал присутствия своих товарищей по несчастью. К страху присоединилось ощущение полного, вселяющего панику одиночества. Кажется, он вопил и звал маму, и не стыдился своей слабости, потому что никто кроме Бога не смог бы расслышать его стенаний.
* * *
Его привели в чувство увесистые удары по лицу.
– Приди в себя. Паника в такой ситуации – не лучший попутчик, – проговорил кто-то.
– В какой «такой»?.. Что за ситуация?..
– Нас завалило, дурачок. Тупо, банально завалило.
– Что… как…
Саша попытался подняться, но ударился головой о что-то неимоверно твёрдое и осел. Болезненный озноб вернулся. Его трясло.
– Мы заживо похоронены – вот что, – проговорил насмешливый голос.
– И что? Что теперь делать?.. – растерянно проговорил Саша.
– Выбираться. Надо как-то выбираться. Возьми себя в руки. Ты – русский мужик. У тебя жена, дети. Ты за них отвечаешь. Ты обязан выбраться.
Саша замер, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте. Он осторожно шарил вокруг себя руками, он двигал ногами, пытаясь хоть как-то сориентироваться. Минуты текли. Сколько их ушло? Саша не мог ответить. Время и пространство утратило для него направление и размерность. Откуда-то, как ему казалось, издалека, доносилось монотонное бормотание Иеронима:
– …еще этот говорил, приходит другой и сказывает: сыновья твои и дочери твои ели и вино пили в доме первородного брата своего; и вот, большой ветер пришел от пустыни и охватил четыре угла дома, и дом упал на отроков, и они умерли; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе. Тогда Иов встал и разодрал верхнюю одежду свою, остриг голову свою и пал на землю и поклонился и сказал: наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; как угодно было Господу, так и сделалось; да будет имя Господне благословенно! Во всем этом не согрешил Иов и не произнес ничего неразумного о Боге.
– Если он читает по Библии, то как-то различает буквы. Значит, там, где он, светло! – пробормотал Саша.
– Он знает книгу Иова наизусть. И Екклесиаста. И бог знает что ещё…
– Авель?
– Я…
– Что ты делаешь?
– Ищу выход. Похоже, здание над нашим подвалом сложилось…
– Мы погребены?..
– Не факт. Кажется, я вижу свет.
Саша вскинулся. Хотел кинуться на этот слегка насмешливый, дарующий надежду голос, но грубый матерный окрик остановил его.
– Сиди тихо! Слышишь голоса?
– Нет…
– Иероним, заткнись!
Некоторое время Саша прислушивался к наступившей тишине. Действительно, откуда-то слева доносился не то стон, не то тихий плач. Кажется, протяжно, тонко, с надрывом стенало какое-то измученное животное. Протяжный звук прерывался частым речитативом, а потом снова стенание. Звук казался тихим, приглушённым, словно Сашу и его источник разделяло несколько глухих стен. Где-то неподалёку завозился Иероним. Или то Авель снова ищет выход из подвала? Потом Саша услышал какой-то треск.
– Вот русский богатырь, – проговорил Иероним отчётливо.
Он говорил ещё что-то, но Саша мог разобрать только «бу-бу-бу», потому что голосу Иеронима аккомпанировал непрерывный скрежет, словно в их подвал пыталось прорваться какое-то упрямое и рассерженное животное.
И Саша вдруг прозрел. Сначала был только серый цвет: серые лица с яркими белками глаз и алыми губами, серая одежда, серые, похожие на земляных червей постоянно шевелящиеся пальцы, а потом через какую-то невидимую пока щель в их каменный гроб прорвался солнечный луч. Расщеплённый на семицветный спектр, он яркими полосами упал на пыльную серую стену. Саша увидел силуэт плечистого Авеля, который по-собачьи яростно разгребал руками какие-то камни.
– Ну что, Роня, пролезешь ли ты в эту щель? – насмешливо спросил Авель.
– Я-то пролезу. А вот ты как? Плечи-то пройдут? – был ответ.
– Чтобы плечи прошли, надо ещё поднатужиться. Помоги-ка мне… Раз-два-три…
Саша услышал металлический скрежет и тяжёлое с присвистом дыхание своих сокамерников. Света стало больше. Из серой мглы проступили стены помещения. Саша заозирался. Чудное дело! Углы их подвала перестали быть прямыми, а окошко вовсе исчезло, потому что на него надвинулась какая-то железобетонная балка.
– Тяжело идёт. Давай ещё…
– Минуту. Дай отдышаться. Я не так молод, как ты…
– Ломик бы сейчас очень пригодился…
– Сашка, где ты? Обосрался от страха? Давай сюда. Нам надо выбираться пока не поздно.
Это ему? Авель, совсем недавно не удостаивавший его даже плевка, теперь фамильярно называет его «Сашкой» и зовёт на подмогу. Саша перелез через небольшую гору материализовавшегося откуда-то щебня. Луч света ударил в его лицо, и он различил неясное мельтешение фигур. Авель и Иероним двигались ритмично, в такт друг другу, словно танцевали какой-то энергичный танец.
– Хватайся с этого конца, – скомандовал Авель. – Поторопись! Что ты там ползаешь, как…
И Саша ухватился за край металлической двери, совсем недавно запиравшей вход в их камеру. От удара стены их узилища повело, дверной проём перекосился, деформировав дверь, за которой уже был виден узкий лаз. Нагромождение железобетонных плит чудесным образом оставило неширокий, выходивший на залитую солнцем улицу, просвет.
– Надо торопиться, – прохрипел Авель, продолжая раскачивать дверь. – Ещё один удар или малейшее сотрясение, плиты сместятся, лаз закроется, и мы в ловушке, погребены. Нас не будут искать. У этих бандитов других дел полно. ЦАХАЛ задал им жару!
– Нельзя огульно называть весь народ бандитами, – отозвался Иероним.
– Можно, – огрызнулся Авель. – Если нельзя, но очень хочется, то всё можно. Евреи такие же бандиты, как палестинцы. Мы оказались между двух огней. Спасаться придётся самим или… Ну что? Отдохнули и хватит? Ну-ка, взялись. Ну-ка, дружно.
И они снова принялись раскачивать покорёженную дверь. Усилия их не были напрасными, и скоро жилистый Иероним