Вычисления заняли секунд пять, не больше. И как только компьютер в голове Игоря выдал результат, он увёл вершинку уголка влево, так чтобы прицеливаться ближайшей к уголку вертикальной риской, плотнее вжал приклад, очень медленно выдохнул из лёгких воздух и задержал дыхание. Сетка прицела почти перестала танцевать. Сквозь кожу перчатки чувствовался изгиб спускового крючка. Теперь главным в этом механизме, состоящем из человека, винтовки и оптики, выступал правый указательный палец. Он должен плавно, без рывка, нажать на спуск. Надави чуть резче или не тем местом и ствол винтовки слегка, незаметно для глаза, колыхнётся, и пуля уйдёт на малую долю градуса в сторону. Вся работа будет испорчена и выстрел будет зряшным. В этот раз палец свою работу сделал правильно, грохот выстрела слился с лязгом затвора, стреляная гильза улетела куда-то вправо. Справа и слева забабахали соратники. Игорь, не меняя позы, в несколько вдохов восстановил дыхание и ещё трижды повторил действия по продырявливанию бумажки № 3.
После четвёртого выстрела затвор, выкинув последнюю гильзу и не получив подпитку из магазина, замер в крайнем заднем положении, открыв широкую щель, требуя, словно птенец с открытым ртом, новой пищи. Игорь, не торопясь, отстегнул пустой магазин, закрыл затвор, укрыл винтовку плащ-палаткой. Слева грохнул выстрел. Гильза не больно стукнула Игоря в плечо и упала на линолеум, исходя горячим дымком.
– Одесса стрельбу окончил! – крикнул куда-то через плечо Игорь, щелчком пальцев отправил гильзу к подножию бруствера и перевернулся на спину, блаженно потянувшись.
– Марс стрельбу окончил!
– Геолог стрельбу окончил!
– …стрельбу окончил!
– К мишеням бегом марш! – Руслан сорвался с бруствера едва ли не первым.
Так до обеда и занимались – постреляли, побежали посмотреть, опять постреляли. Да и после того, как плотно набили животы борщом и макаронами с тушёнкой. и слегка отдохнули в кубрике, ничего не поменялось. А в 15.30 прибежал посыльный от дежурного по полигону со словами: «Одессу вызывают. Группа Двойки на БЗ[14] выезжает».
Передняя часть кузова под самую крышу была забита рюкзаками. А на полу толстым слоем уложили остальное имущество группы – ящики с бэка[15], коробки с сухпаем, тушёнку, крупу, масло, пару сковородок с кастрюлей, даже ПТРС[16] 1943 года выпуска, которое, сколько помнил Игорь, группа только возила с собой и которое ни разу ещё не стреляло по укропам. Ну а бойцы заполнили оставшийся объём, и армейский «Урал», как обычно, забили так плотно, что, казалось, сунь туда ещё одну эрдэшку, и тёмно-зелёный, прорезиненный брезент треснет как штаны на жирной заднице. Но опыт говорил, что если последует команда, сюда, под возмущённые крики и трёхэтажные маты, ещё поместятся АГС[17] с расчётом и полудюжиной улиток[18].
Такие выезды случаются часто, поэтому бойцы давно уже определились с местами в кузове. Двойка, как командир группы, занимал место для VIP-персон – в кабине. Игорь удобно развалился на эрдэшках, подперев своей винтовкой, словно палкой, капризно не желающий лежать на вершине пирамиды и постоянно сваливающийся рюкзак. Самые козырные места у заднего борта по уставу предназначались для пулемётчиков, но их занимали санитар Леон и замок[19] Овал. Леон был ровесником Игоря, только худым и жилистым. Да и то сказать – какой жир нарастишь, всю жизнь проработав в шахте забойщиком? Имея характер, всегда готовый к скандалу и очень матерный лексикон, показывающий, что хозяин запросто перейдёт от скандала к драке, Леон легко отжал это козырное место для себя. А Овал его занимал на правах замка. Лет тридцати пяти, очень полный, он был коренным дончанином, в молодости, совпавшей с лихими девяностыми, бандитствовал, за что получил срок, а с приходом войны взял в руки автомат.
– Все на месте, гоблины? – над задним бортом «Урала» показался кевларовый шлем, под ним голубые глаза Двойки, а ещё ниже – его широкая улыбка.
– Мули нету, побежал в кубрик, за сигаретами, – ответил Рус. – Куда едем, Двоечка?
– В Докуч[20] едем, – ответил за Двойку появившийся Муля, который всегда всё знал, везде успевал и всюду вставлял свои пять копеек. Он выскочил над бортом, как чёрт из табакерки, и перебросил две пачки сока (наверняка успел в столовую заскочить и выклянчить у поварих), свой автомат, а потом и себя, любимого.
– О! Докуч! – воодушевился Овал. – Класс! Каких-то полгода назад он служил в другом подразделении и как раз в Докучаевске. Игорь, кстати, также служил в той роте разведки, но не долго и в этом городе не был ни разу. Машина дёрнулась и поехала, а по рукам пошли пакеты с соком, сигареты и зажигалки, передаваемые от одного бойца к другому.
Двухэтажное здание из силикатного кирпича, бывшее ГАИ славного города Докучаевска, встречало их в сумерках. Перед крыльцом была гравийная площадка, окантованная невысоким и ажурным бетонным заборчиком. Наверняка до войны на этом гравии докучаевцы выставляли свои авто, а важные, неторопливые гаишники заглядывали под капоты машин и в карманы их владельцев. А теперь армейский «Урал» бесцеремонно сдал задом к самому крыльцу, едва не раздавив твердой чёрной резиной нижнюю ступеньку. Будь это два года назад, бывшие хозяева от такой наглости наверняка бы онемели.
С крыльца вели две двери. И левая, в которую бойцы стали таскать свои вещи, оказалась не «гаишной». По крайней мере, плакаты на стенах, показывающие схемы строповки различных грузов и металлические столы, более похожие на верстаки, привинченные к полу и стоящие в ряд, говорили, что здесь кого-то раньше обучали. Местные разведчики занимали две комнаты на первом этаже, а приезжим достался второй. Там было холодно и темно. Холодно потому, что на улице был март, а здание не отапливалось всю войну. А темно потому, что все лампочки давно унесли вместе с патронами, только козьи рожки обрезанных проводов торчали в потолке. Но… Группа была «не первый день замужем», где только не приходилось ночевать! И в полуразрушенных сельских домах, и просто на улице, и в шикарной даче какого-то прокурора, сбежавшего в Мариуполь, и в настоящем, хотя и запущенном бомбоубежище. Самая тяжёлая ночёвка на памяти Игоря была под Широкино, недельки четыре назад. Тогда, по «гениальной» задумке командования, они двумя группами оказались в трёхстах метрах от укроповских позиций. Холодно было, дождь мелкий и мерзкий моросил, укропы в тепловизор посматривали! А они передвигались на четвереньках или ползком, грызли сухой паёк, по трое набивались под сырые плащ-палатки и даже туалетные надобности справляли лёжа на боку. Тело тогда пропиталось промозглым холодом до самого хребта. Надрожались