– Монах обретает главное – благодаря вере, послушанию и неустанной молитве не только приближается к Всевышнему, но и сам становится примером для мирян. Монах ищет путь спасения через послушание, которое он несет. Хоть одна заблудшая душа остепенится, глядя на эти места, хоть одна обретет Господа, уже хорошо. Для того и испытания даются, чтобы преодолевать их. Каждому будет ниспослано столько, сколько он может вынести… – Арсений слушал инока, а перед глазами, как сейчас, виделась дочь. Маленькая Маша, которая задохнулась в том пожаре.
Платить рэкетирам он отказался. И через неделю, после еще одного предупреждения, его цех загорелся. Они с дочерью заехали вечером за подставкой для ёлки, которую он смастерил сам. В это время зазвенело разбитое стекло, вспыхнул разлившийся на полу бензин. Девочка от страха забилась в дальний угол. Арсений был уверен, что она осталась в машине, но слишком поздно понял, что ее там нет.
После похорон Аня совсем перестала разговаривать. Сидела покачиваясь, даже не плакала. Глаза стеклянные, ничего не выражающие. Так продолжалось несколько месяцев. Доктора списывали все на стресс, оставляя шанс на выздоровление. Медикаменты заставляли её спать, но с пробуждением все повторялось заново. Стационар в диспансере тоже не помог, скорее стало хуже… Арсений возил жену по бабкам, та была послушной и покорной, как кукла. Посадили – поехала, вернулись – заснула, но по-прежнему молчала и качалась.
Следователь получил ответы на все свои вопросы. «Подозреваете кого-то, может, дорогу перешли кому? Или конкуренты? Или должны?» – Старший лейтенант был в гражданском и очень уж молод. Задавал стандартный набор вопросов, пытаясь уловить смущение или ложь. Арсений рассказал всё как на духу, описал рэкетиров и добавил: «Я им не должен. Разошлись во мнениях по этому поводу». Старлей понимающе кивнул, что-то пометил себе и попросил прибыть по требованию, если будут нужны уточнения.
– Вот ведь в этих местах, в этой обители сколько испытаний претерпели монахи… Четыреста лет эти пещеры слышат молитву. Всё глубже опускались ходы, всё тяжелее было овладеть монастырем, а ведь все равно иноверцы шли войной. Испытание? Да. И себя надо было защитить, и обитель… Воинами становились, осады держали, гибли… – рассказывал Павел внимательному, как ему казалось, слушателю.
Одна мудрая бабушка, наблюдая, как Арсений хлопочет в больнице вокруг женщины со стеклянными глазами, спросила: «А ты, сынок, в Славяногорск[141] её не возил? Уж там тебе помогут… Чудесные там вещи в пещерах происходят…»
Чудо исцеления свершилось. Молитва вернула Аню к разуму, но не к жизни. Им больше не о чем было говорить. Как оказалось, связующее звено – их дочь, унесла с собой всё. В один из дней, вернувшись с бульвара, Арсений обнаружил на холодильнике записку, прикрепленную магнитом с изображением Славяногорска: «Не ищи меня. Больше не могу. Ушла». Тем вечером среди пустых шкафов и немой квартиры он сидел за столом, держа в руках записку с магнитиком, и думал, думал, думал…
Следователь не звонил, а справляться о ходе дела и не было никакого желания. Апатия и депрессия. От арендодателя пришло требование о возмещении ущерба, основанное на заключении пожарной инспекции – нарушение правил пожарной безопасности. Ни о каком поджоге ни слова. Когда с этим документом Арсений пришел в райотдел, следователь держал его полтора часа в коридоре, имитируя занятость, и только после настоятельной просьбы выслушать, отрезал: «Что вы от меня хотите? Ваши подозрения не подтвердились. По выводам экспертизы возгорание произошло от короткого замыкания. Нечего было на проводке экономить. Станков понаставили, а элементарные вещи не учли!»
– Получается, убивали? – спросил Арсений инока Павла.
– Получается, так, брат мой. Воевали, а значит, и убивали. А за что воевали? За Господа своего, за веру, за святые места.
– Значит, можно, если за правое дело?
– Не дано ни мне, ни тебе определять праведность поступков наших. Жить нужно по заповедям. Это путь правильный. Кому при жизни наказание будет ниспослано, кому на Суде Всевышнего. Всем воздастся, всем. Вот сейчас милостию Божей мы восстанавливаем храм. А сколько лет здесь богохульники правили? Семьдесят! И не в годах дело, а в деяниях. Когда в девятнадцатом году сюда, в монастырь, привезли детей из Петрограда, братья сначала возрадовались, ведь во всех окрестных деревнях учили детвору, духовно окармливали, а оказалось – рано радовались. Им было не позволено и близко к школе подходить. С того и началась беда. Отвернулись от веры.
– Здесь школа была? Я слышал, Дом отдыха… – заинтересовался Арсений.
– Трудовой лагерь. Наподобие тех, что Макаренко организовывал. Воспитанники учились, получали рабочие специальности и трудились. В основном – беспризорники. Им бы душу подлечить, на путь истинный наставить, но не сложилось.
– Так благое же дело, в тепле, накормленные, паломники же сюда приходили – всё бесплатно получали, – возразил резчик.
– Паломники ходили в монастырь по зову сердца, и братия блюла эту традицию, да. Принимали странников потому, что много и неустанно работали круглый год. Строили корпуса, держали хозяйство, любой страждущий мог здесь помощь получить. А деток этих не за помощью привезли, их привезли воспитывать для нового общества, где вере места не было. Сначала ограбили казну, святыни осквернили, потом купола сорвали, колокола с колоколен скинули. Их переплавили на металл. Что бандиты в Гражданскую не нашли – комиссия конфисковала. Всю утварь церковную, драгоценности, все забрали. Алтарь резной на дрова разобрали, кочегар, когда топил, случайно икону заметил, только она одна и уцелела. А ванна грязевая на месте престола? То, что ты видел в пещерах, это результат многолетнего труда. Слава богу, ниспослал Господь разум правителям нашим, решили разобрать Авгиевы конюшни, которые там безбожники устроили. Стены исписаны руганью, святыни поруганы. До войны там музей устроили, рассказывали гостям, что кельи – это тюремные камеры, крюк под икону за дыбу выдавали. Ничего святого… Вон, целыми днями послушники и рабочие молотками стучат, второй этаж разбивают. Его же не было, в этом зале свет солнечный к прихожанам сверху падал, алтарь освещал. А там кинотеатр устроили. Сцену поставили и трибуну, яму оркестровую выкопали – все основательно, качественно делали, на века. Бетон такой, что хоть взрывай. Грешники… И что, не ведали, что творили?
– А