Этот маленький город - Юрий Николаевич Авдеенко. Страница 99

темную продолговатую полоску.

Отряхнув брюки, Граф поднял с земли кепку и пошел к цеху – большому, длинному зданию, в широких окнах которого горел свет.

– Володя? – В голосе у паренька удивление, изумление. Ясно, что Колька-инженер ожидал увидеть здесь кого угодно, только не Бокалова.

– Он самый… – вяло ответил Граф.

– Как же ты сюда попал?

– Профессиональная тайна. Где у вас телефон?

– Телефон?

– Да. Я хочу вызвать машину.

– Шутишь.

– Серьезно. Покажи, где телефон.

Граф посмотрел ему в глаза… И Колька не спросил больше ничего. Он провел Бокалова в кабинет начальника цеха. В это время там уже никого не бывало.

– Выйди, – сказал Граф.

И набрал номер телефона Каирова…

4

Иван Беспризорный сказал:

– Ребята, я вам стихи новые прочитать хочу…

– Не время, – ответил Сема Лобачев, который сейчас был за старшего.

Поддувайло возразил:

– Может, до рассвета никто и не объявится… Да и потом, кто знает, чьи это кони?

– Бабушка надвое гадала, – поддержал Боря Кнут. – Скорее всего, кони ворованные. И здесь милиционеру сподручнее сидеть, а не нам, бойцам Красной Армии.

– Много говорите, – заметил Семен Лобачев. И потом разрешил: – Ладно, читай… Только негромко…

– Стихотворение называется «Сабля»… – начал вполголоса Иван Беспризорный.

Я карандаш затачиваю саблей…

Тучи расползались медленно и тихо, как расползается промокшая бумага. И появлялись звезды, маленькие, словно елочные свечи. И Семен Лобачев, который плохо слушал Ивана, глядя на небо, подумал, что третий десяток на земле живет, а первый раз видит, как звезды из-за туч появляются…

– Да, – сказал Боря Кнут. – Будешь ты, Ваня, большим поэтом. В столице жить будешь. А я к тебе проездом наведываться стану, на выпивку занимать…

– Я серьезно, ребята. Как ваше мнение?

– Мое мнение хорошее, – сказал Поддувайло. – Но я бы больше приветствовал, если бы ты анекдоты писал.

– А про любовь что-нибудь есть? – спросил Семен Лобачев.

– В смысле, про его Марию, – посмеиваясь без злобы, уточнил Боря Кнут.

– Лирических стихотворений у меня много, – заверил Иван Беспризорный. – Хотя бы это… «Я не знаю, как зовут девчонку…»

– Тише, – вскинул винтовку Семен Лобачев. – Кто-то идет…

От дороги в сторону опушки ехали всадники.

Окно светилось в ночи. И на полу у сундука лежал белесый квадрат, рассеченный рамою, точно крестом. Где-то скреблась мышь. В соседней комнате не спали. И замочная скважина по-прежнему оставалась желтой.

Волгин натянул сапоги, присел на сундук, мысленно ругая себя последними словами. Как же он мог оплошать? Забыть на гвозде куртку с пистолетом в кармане! Может, еще не поздно пройти в соседнюю комнату.

За стеной разговаривали. Костя замер у двери. Прислушался.

– Что я, маленький! Это точно, – говорил стриженый.

– А если путаешь? – спросил Требухов. – Ты знаешь, кто он? Зять полковника.

– Все равно… Похож он на того лягаша…

Тикали часы. Под ногами Требухова попискивали доски.

– Что будем делать? Задал ты мне задачу, – бурчал Требухов.

Костя на носках пробирается к окну. Двустворчатую раму соединяет с наличником лишь крашеный шпингалет. Движение руки – и шпингалет легко скользит вверх. Створки расходятся беззвучно.

Земля сразу затрещала под ногами. И собака метнулась к углу дома. Но цепь была короткой. Собака лаяла, но достать Волгина не могла. А он уже бежал через сад до забора. Перевалился через забор. Очутился на улице. И кинулся вперед, ища глазами водонапорную башню.

Звезды прыгали над головой и неслись за ним вдогонку. Полная луна мелькала справа за крышами. Он махал руками, как бегун на дистанции, и пот катился по его лицу. Но рубашка была тонкая, холод легко проникал сквозь нее. Между лопатками леденело, словно он прижимался к стеклу.

Черные шпалы выползали ему под ноги. И он бежал по шпалам, помня о часовом, охранявшем уголь.

И когда часовой крикнул: «Стой! Кто идет? Стой! Стреляю!» Волгин обрадовался, будто услышал голос близкого человека.

– Ты поскорей, поскорей вызывай своих, – торопил он часового. А часовой смотрел на него подозрительно, точно на сумасшедшего.

Разводящий трижды переспросил. Покачал головой. Но, может, все же поверил, а может, просто путь в караульное помещение пролегал мимо дома, который занимал уполномоченный ГПУ. И разводящий заглянул туда. Кравец оказался на месте.

Кравец удивился. И не скрывал этого.

А Волгин не знал, с чего начать. Не знал, что можно говорить, а что нет. Поэтому, подумав, он сказал самое простое:

– Я от Каирова.

– Два, – сказал Кравец.

– Восемь, – ответил Костя. И на всякий случай добавил: – «Парижский сапожник».

Через семнадцать минут на явку, где оставался Требухов, был совершен налет. Чекисты обыскали дом, подвал, чердак, сарай и сад, но ни Требухова, ни стриженого, ни самого хозяина найти не удалось. На кухне оказались лишь перепуганная женщина да двое плачущих детей.

Куртка Волгина висела на прежнем месте. Но именного пистолета в боковом кармане не было.

Волгин рассказал Кравцу самое главное, про объявление с медалями и монетами. И про телеграмму, которую он должен дать на имя Воронина, если все будет хорошо.

На раздумья не было времени. Но и Кравец, и Волгин сразу сообразили, что самое главное в настоящий момент – перехватить Требухова, не дать ему возможности связаться с Козаковым. Потому что может существовать еще какой-то канал связи, по которому Козяков сумеет предупредить того, кто в городе, об опасности. И тогда сведения, добытые Волгиным, потеряют всякую цену.

Командир кавалерийского эскадрона поступил правильно, выставив засаду возле лошадей, обнаруженных на опушке.

Однако, когда Семен Лобачев вскинул винтовку и сказал: «Тихо. Кто-то идет», – это были не Требухов и его дружки… Это шли Волгин, Кравец и кавалерист – командир взвода…

5

Варвара читала журнал «Вокруг света». Она любила его. Здесь печатались приключенческие повести, интересные рассказы, большей частью переводные: про далекие моря и незнакомые города, по которым обезьяны разгуливают так же свободно, как у нас кошки.

Варваре нравилось читать такие штуки. И она выписывала журнал… Она всегда делала все, что хотела, без лишних слов и шума.

В кресле было уютно. Свет настольной лампы ложился на письменный стол, этажерку, зеленый пуфик и ковровую дорожку неправильным кругом – с затейливым орнаментом по краям.

«Солнце опускалось за горизонт, освещая красными лучами ярко-зеленую поверхность Саргассова моря и Остров Погибших Кораблей с его лесом мачт. Этот исковерканный бурями, искрошенный временем лес, его изломанные сучья-реи, клочья парусов, редкие, как последние листья, – все это могло бы привести в уныние самого жизнерадостного человека.

Но профессор Людерс чувствовал…»

В дверь постучали. «Мать сегодня у сестры. Кто бы это мог быть?» Часы пробили один раз. Варвара машинально взглянула на циферблат: стрелки показывали