Васильцов было приуныл, но поиски сердечной подруги не остановил. Конечно, и в Высоком местные женщины умели привлекать мужское внимание: были они хорошо ухожены, одевались по варшавской моде, умели кокетничать, поддерживать разговоры в игриво-озорном тоне. Но, во-первых, многие из них довольно холодно смотрели на «восточников», то есть приехавших в их края советских специалистов. А во-вторых, партийные и всякие прочие органы не одобряли слишком близкие контакты с местными красотками, да и вообще с «тутэйшими». В конце концов Васильцов бросил это безнадежное занятие, ушел с головой в службу. И вот тут-то она и появилась, чтобы выбить его из колеи, отвлечь от праведного образа жизни.
Он увидел ее на берегу Буга, где намечалось строительство сразу трех бункеров. Даже издалека было видно, что она хорошо сложена и красива.
Женщина вглядывалась в окуляр теодолита, стоявшего перед ней на деревянной треноге, и намечала линию, по которой пойдет фронт будущих дотов. Геодезистка – без труда определил ее профессию Васильцов. Он подошел к незнакомке, и той пришлось прервать замеры, чтобы представиться начальству:
– Инженер Мезенцева.
Широкий ворот свитера глубоко открывал тонкую девичью шею. Из-под черной беретки белыми винтами выбивались волосы. Право, она была мила и красива.
Васильцов задал ей несколько деловых вопросов и расцвел, когда Мезенцова сообщила ему, что она ленинградка и приехала сюда в служебную командировку именно из города на Неве, от какого-то сложного то ли НИИ, то ли ГИПРО…
На обратном пути он захватил в машину геодезистку вместе с ее треногой и теодолитом.
– Где вы остановились?
– В доме приезжих.
Он хорошо знал этот дом. Общежитие для прикомандированных было устроено в особняке богатого купца-еврея. Купец в 39-м уехал во Францию, а первые жильцы этого дома нашли в стене спальной клад – три килограмма польских серебряных монет. С тех пор все постояльцы особняка пытали свою удачу – долбили стены во всех комнатах и даже поднимали половицы. Но безуспешно. Жаль, дом разворотили так, что жить в нем стало весьма неуютно и неудобно.
Выразив Мезенцевой свое сочувствие по поводу жилья, Васильцов пригласил ее на ужин в штабную столовую, где для начальства был выгорожен специальный – «генеральский» – салон. Столичная гостья за столом держалась скромно и в то же время раскованно. Она очаровала всех, даже вечно хмурого комиссара Потапова. Все были рады, что поднадоевшая суровая мужская компания украсилась вдруг миловидной, улыбчивой женщиной. Она никак не напоминала «столичную штучку», Ника не играла, не кокетничала, ничего не скрывала, и вскоре Васильцов знал всю ее несложную биографию. Живет с мамой и пятилетней дочкой. Маленькая Аксинья – наследие студенческого, не очень удачного брака. «Учебный брак», как называла она свое недолгое замужество.
Родилась в Иркутске, в 17 лет уехала поступать в Ленинградский Горный институт, поступила сама, без чьей-либо помощи. Три года жила в общаге – на 12-й линии Васильевского острова. Потом жизнь ее резко изменилась, она вышла замуж за молодого красивого дипломата («дипломата чичеринской школы», называла она мужа в шутку»). Муж занимал какую-то не понятную ей должность в Ленсовете, работал с иностранными концессионерами. Потом его направили каким-то секретарем в советское посольство в Варшаве. Там ей пришлось сменить серьезную профессию геодезистки на работу заурядной машинистки. Она была очень недовольна, что пожертвовала и своим профессионализмом, и даже материнством, поскольку Ксюша осталась в Питере с бабушкой. Отношения стали ухудшаться. А в сентябре 1939 года все советское посольство в связи с войной выехало из Варшавы в Кенигсберг. А когда вернулись на родину, Ника приняла твердое решение расстаться с мужем. О том, что именно послужило причиной разрыва, Мезенцева не сказала… Да Васильцов и не спрашивал. По себе знал, как все это иррационально.
Глава пятнадцатая. Дуга Струве
Тот весьма памятный в жизни полковника Васильцова день начался почти как всегда – репродуктор на стене грянул бодрую песнь:
Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля.
Просыпается с рассветом
Вся Советская земля…
– Да, да, – ответил репродуктору Васильцов с постели жесткой и узкой, как ножны кинжала. – Просыпается. «Вся Советская…» И не очень советская тоже просыпается.
«Не очень советская» – это западнобелорусская земля, да не очень-то она и белорусская была, скорее всего, пока еще польская. Но просыпалась эта неприветливая страна уже по московскому времени, на час раньше, чем Варшава…
Одеяло долой! Короткая энергичная зарядка и ныряние в реку. До Пульвы из штаба рукой подать.
Обтерся полотенцем – и никакой сонливости. Завтрак сегодня пропускаем – сбрасываем вес. Лишних пять кило незаметно набежали на драниках да белорусском сале. Он с омерзением потрогал складчатую мягкую брюшину растущего живота. И все потому, что время от времени на него нападала классическая российская лень с красивым греческим названием – апатия.
А теперь вперед, в кабинет, пока не пришли просители-посетители, надо поработать на свежую голову с документами.
На его столе возлежал рыжий штабной кот Черчилль. В его зеленоватых глазах светилась незвериная мудрость и даже философическая грусть – мол, выбери эволюция не приматов, а иную ветвь животного мира, неизвестно, кто бы у кого лежал на столе. Не посчитавшись с амбициями кота, Васильцов прогнал Черчилля восвояси и сел за документы. Потом отложил их, снял с полки энциклопедический том на букву «Д». Отыскал статью «Дуга Струве».
– Константин Федорович, мне бы очень хотелось посмотреть дугу Струве[8]…
– Что посмотреть? Какую такую дугу?
– Да тут неподалеку проходит международная цепь триангуляционных пунктов. Она тянется от Норвегии до Черного моря. Это опорные точки наблюдений, они были заложены русским астрономом Василием Яковлевичем Струве лет сто тому назад, который произвел таким образом первое достоверное измерение большого сегмента дуги земного меридиана. Это позволило точно установить размер и форму нашей планеты,
– Понятно, Струве первым геодезически доказал, что земля не имеет форму чемодана.
– Но и идеального шара тоже. Наша планет слегка, очень слегка – грушеобразна.
К дуге Струве на машине по такому бездорожью не подъедешь. Васильцов предложил ехать туда по лесным тропам на конях – верхом.
– В седле когда-нибудь доводилось сидеть? – спросил он Нику.
– А как же?! Я ведь в конной экспедиции по Алтаю ходила.
– Ну, тогда двинемся верхом.
Они вышли во двор особняка, где среди прочих хозяйственных построек стояла и штабная конюшня.
Коновод вывел одного за другим двух молодых меринов. Высокий караковый Шеремет – с черной с цыганским отливом гривой, обладал спокойным, добродушным нравом. В свои пять годков он