Необходимо отметить, что представленные проекты плана войны против СССР, несмотря на существенные отличия, содержали немало схожего. Во-первых, они основывались на том, что Германии не придется вести полномасштабную войну на два фронта, за исключением сдерживающих морских и воздушных операций на Западе. Британия оценивалась как не способная в тот момент к серьезным инициативным действиям военного характера. Соответственно, речь шла необходимости ведения войны не на два, а на «полтора» фронта. «Тотальная» война, как полная и всеобщая мобилизация материальных и духовных сил нации (в духе Людендорфа-Секта), обусловленная возможностью длительной войны, не рассматривалась в качестве актуальной. 17 августа 1940 г. на совещании в штабе Верховного главнокомандования В. фон Кейтель, в частности, назвал «преступлением попытку создания в настоящее время таких производственных мощностей, которые дадут эффект лишь после 1941 г. Вкладывать средства можно только в такие предприятия, которые необходимы для достижения поставленной цели и дадут соответствующий эффект»[202].
Во-вторых, так же как и накануне Первой мировой войны, оперативные проекты основывались на осуществлении глубоких охватывающих ударов, которые должны были охватить гигантскими клещами основные силы Красной армии, привести к их окружению и разгрому в приграничных сражениях.
В-третьих, планирование жестко увязывало политико-идеологические, военно-стратегические и экономические цели войны. Ликвидация советской государственности предполагала последующую колонизацию страны с целью максимального использования ее ресурсного потенциала. На территории Советского Союза экономический штаб ОКБ, в частности, рассчитывал захватить около 75 % советской промышленности, а также необходимые сырье и продовольствие для дальнейшего ведения войны[203].
В-четвертых, независимо от того, кто занимался планированием, военно-стратегические соображения основывались на существенной недооценке военного и экономического потенциала Советского Союза, которая так и осталась для германских генштабистов «большой неизвестной величиной». Так, 21 июля 1940 г. на совещании у Гитлера главнокомандующий сухопутными войсками генерал-фельдмаршал В. фон Браухич в своем докладе заявил, что в Красной армии насчитывается всего 50–70 «хороших дивизий», поэтому для ее разгрома потребуется не более 80-100 немецких дивизий, на сосредоточение и развертывание которых у советской границы уйдет не более 4–6 недель. Соответственно, он предложил начать наступление вермахта против СССР уже осенью 1940 г.[204]
В немалой степени такой недооценке сил противника способствовали недостоверные данные немецкой разведки. В частности, начальник разведотдела «Иностранные армии – Восток» полковник Э. Кинцель утверждал, что Красная армия будет разбита уже в приграничных районах, поскольку ее «парализует страх перед немецкой армией, и она будет лишена способности принять какое-либо решение»[205].
Генерал А. Йодль был более осторожен в своих оценках, исходя из того, что для разгрома Красной армии потребуется не менее 120 дивизий, сосредоточение и развертывание которых на Восточном фронте займет не менее четырех месяцев. Соответственно, наступление осенней распутицы и зимних холодов обусловливает необходимость отсрочки начала военных действий против Советского Союза. Эти аргументы повлияли на решение Гитлера о переносе начала войны против СССР на следующий 1941 г.[206]
Намерение высшего политического и военного руководства Германии нанести решающее поражение Красной армии в первом же ударе привело к решению о максимальном наращивании наступательных группировок вермахта в ущерб, как и накануне Первой мировой войны, сохранению стратегических резервов. Если в проекте Э. Маркса в состав предназначенных к наступлению групп армий предусматривалось выделить 103 дивизии, оставив в резерве 44 дивизии, то в плане «Барбаросса» это соотношение составляло уже 125 дивизий против 28[207].
Возможность того, что «война на Востоке» может принять затяжной характер, не рассматривалась в качестве заслуживающей внимания альтернативы. Гитлер в кругу близких генералов 9 января 1941 г. заявил: «Русские вооруженные силы являются глиняным колоссом без головы… Поскольку Россию в любом случае необходимо разгромить, то лучше это сделать сейчас, когда русская армия лишена руководителей и плохо подготовлена»[208].
По контрасту, закаленный, приобретший в предыдущих войнах огромный опыт вермахт, руководимый профессиональным командным составом, представлял на тот момент мощную военную машину.
Возможность превентивного удара со стороны Красной армии в Берлине не предусматривалась, о чем свидетельствует немало первоисточников. В частности, 7 мая 1941 г. Й. Геббельс записал в дневнике: «Русские еще ничего, кажется, не подозревают. Свои войска они развертывают таким образом, что их положение отвечает нашим интересам, лучшего мы не можем и желать». В свою очередь, Ф. Гальдер 22 мая 1941 г. в своем дневнике отметил оборонительный характер всей конфигурации группировки Красной армии в западных приграничных округах и отсутствие признаков подготовки к наступлению[209]. Безусловно, военные планировщики, по долгу своей службы были обязаны рассмотреть все возможные, даже маловероятные, сценарии развития событий. В частности, в проекте Б. Лоссберга анализировались возможные варианты действий СССР, в том числе и такой, при котором «русские захотят нас упредить и с этой целью нанесут превентивный удар по начинающим сосредоточиваться у границы немецким войскам». Однако было признано «невероятным, что русские решатся на наступление крупных масштабов, например на вторжение в Восточную Пруссию и северную часть генерал-губернаторства… Видимо, на это не будут способны ни командование, ни войска»[210]. Подобная оценка содержалась и в разведывательных сводках, поступавших в Берлин. В частности, в сводке № 5 от 13 июня 1941 г. Генштаба сухопутных войск Германии отмечалось, что «со стороны русских, как и прежде, ожидаются оборонительные действия»[211]. Таким образом, инициатива в развязывании войны и ее ведении целиком принадлежала Третьему рейху.
Таким образом, военно-стратегическое планирование кайзеровской и нацистской Германии в стремлении реализовать амбициозные политические проекты было вынуждено решать схожие задачи, главная из которых заключалась в создании условий для поочередного, последовательного разгрома своих основных противников, вследствие неспособности страны к ведению затяжной войны. Это обусловило то, что в качестве основного способа ведения военных действий в обоих случаях была избрана концепция «молниеносной войны», которая должна бы привести к разгрому одного из оппонентов еще до того, как успеет отмобилизовать и развернуть свои силы другой оппонент. В условиях нацистской Германии одной из главных задач «молниеносной войны» являлось быстрейшее овладение ресурсами побежденной страны для продолжения «перманентной» борьбы Германии за мировое господство, в роли конечного противника в которой выступали англосаксонские державы. Немецкий историк Р.-Д. Мюллер, в частности, подчеркивал, что, «Гитлер вкладывал в понятие блицкрига такую целеустремленную военную стратегию, которая имела своей целью получение необходимых средств для ведения длительной войны»[212], то есть непрерывно разворачивавшейся во времени и пространстве борьбы за доминирование на европейском континенте, а затем и в мире.
Нацистское руководство пыталось учесть