– Вы не приезжали тогда к Геннадию Елисееву в Кукуев? – кротко поинтересовалась Катя.
– Нет, зачем?
– Но у вас же назревал острый конфликт, когда Геннадий узнал про вас и… своего старшего сына Тимура. Про ваш прежний тайный роман с ним.
– Кто вам сказал? – Тон Жемчужной сразу изменился.
– Неважно.
– Я хочу знать – кто? Тигран?
– Нет, – ответила Катя. – В беседе с нами он отзывался о вас крайне уважительно и… уклончиво.
– Но кто? Райка Фабрикантша?
– Мать, – за Катю хрипло ответил Серафим. – Она сразу все вывалила.
– Аксинья – дурочка злая. – Жемчужная покачала головой, сверкнув крохотными брилиантами в серьгах-пусетах. – Я Гене говорила тогда: вспомни нашу цыганскую мудрость: «На дуре женился, сам дураком стал». Но он меня не слушал, она ему многое позволяла в постели… А Тигран… попробовал бы он обо мне без уважения упоминать.
– Ваш бывший жених…
– О, и про нас с ним открылось, – быстро перебила Катю Жемчужная. – Для Тиграна в те далекие годы я… ну согласно поговорке: «Хороша Маша армянская, да лучше Маша цыганская». А когда он получил от меня гарбуза, шпионил за мной. Наплел Гене с три короба про меня и Тимура. Я поведаю правду – не столько вам, посторонним людям, но тебе, Сима, про брата, которого ты не застал в живых. Тимур был хорошим и добрым, но унаследовал дедовскую страсть к женщинам старше себя. Он меня домогался. – Жемчужная опустила пламенный взор, словно вспоминая на пороге шестидесятилетия давние приключения, опасные связи…
– Тетя, я тебя понимаю, – заверил Симура.
– Я тогда совершила роковую ошибку. Я ему уступила – всего один раз в ту безумную новогоднюю ночь. – Жемчужная по видеосвязи глядела мимо Кати на племянника. – Мы с Тимуром, собственно, и не родственники даже были, но Гена мне его доверил… А я повела себя чисто по-женски, эгоистично. Ночь новогодняя прошла, наступило отрезвление. И я заявила Тимуру: «Подобное никогда между нами не повторится». Он распсиховался. Нетрезвый, шальной, не приемлющий отказа, отринувший здравый смысл и стыд!.. Я велела ему остыть под холодным душем в ванной. До сих пор не знаю: либо он и правда случайно уронил фен в воду, либо намеренно сотворил великую глупость, не самоубийство, нет… Решил меня испугать, мол, ударит его током несильно, я стану над ним хлопотать… Врачи «Скорой» мне говорили: «Удар током от фена в ванной – частое явление и летальные случаи редки». Но у Тимура оказалось слабое сердце. Он умер.
Катя слушала Жемчужную. И она открывает сейчас перед ними, точнее, перед племянником свою историю совершенно с иной стороны… Правду? Ложь?
– Сима, не слушай Тиграна, – громко заявила Жемчужная. – И остерегайся его. Мягко стелет Носатый, да под пухом сплошные шипы.
– Вы Тараняну не доверяете? – насторожилась Катя.
– Нет. Темная душа он. Сулил-обещал мне горы золотые в браке, но двуличие его чисто византийское меня всегда отвращало. Это ведь он убил Гену.
– Вы обвиняете в убийстве брата своего несостоявшегося жениха? – Катя решила, что пора давить на «Кармен».
– Они тогда с Геной вошли в полный клинч. – Лицо Жемчужной ожесточилось. – Из-за бизнеса. Гена ему не просто крупно задолжал, он пытался вырваться из его сетей. Тигран бы ему никогда подобного не позволил. У него дети от первого брака учились в Америке, а старший вел бизнес в Брюсселе, к тому же его доила несметная родня в Карабахе: всю орду он кормил, обеспечивал деньгами. И властвовал через деньги над родом своим, и над Геной тоже. А тот взбунтовался, пустился в сомнительные адюльтеры с женщинами, загулял, решил уйти на покой, продав все столичным аферистам. Тигран подобного расклада пасьянса никогда бы не допустил. Он Гену устранил с пути, выбрав самый патовый, острый момент, когда его самого не заподозрили бы напрямую.
– Аксинья нам то же самое говорила и про вас. – Катя шла напролом. – И вы бы не позволили Геннадию разобраться с вами за Тимура, отомстить вам, а он ведь собирался с вами крупно посчитаться. Мотив… Он у всех, без исключения. Прискорбно, но факт.
– Никогда бы Гена меня не убил за Тимура, а я не лишала жизни его. – Жемчужная вскинула голову гордо. – Ваше мнение и ваши подозрения меня не колышут. Вы – чужие. Говорю тебе, Сима, я не убивала твоего отца. Да и как я могла, когда он… одной крови со мной? Мы цыгане. Камень крепок, а цыганское наше сердце – крепче. Для меня Гена не просто родич, но почти… барон. Хотя он всегда чурался казаться уж слишком ромалэ[28]. Сима, детка, не ищи убийцу отца среди своих кровных. Среди нас. Умный сквозь туман видит. Хочешь жить – не слушай птиц, поющих в уши… Ищи зверя лютого в поганом Кукуеве!
Жемчужная почти выкрикнула грубость и моментально изменила тон:
– Прошу великодушно меня простить. Меня зовут. Я должна с вами попрощаться. Те авен бахтале, зурале![29]!
Ее никто не окликал. Они бы услышали по громкой связи. «Кармен» сама, по своей воле поставила точку в беседе. Где и когда сочла нужным.
– Спасибо за уделенное нам время, – поблагодарила ее Катя. – И за откровенность.
– У кого речь красна, у того ум хороший, – светло улыбнулась ей Жемчужная, демонстрируя ослепительные виниры. – Не комплимент вам, а правда. Я получила истинное наслаждение от общения с вами, золото мое.
Глава 31
Воспоминания?
– Маме теперь позвони, самурай, – велел Гектор, когда тетка пропала с экрана мобильного. – Нам надо узнать про ствол.
– Ствол? – удивился Серафим.
– Карабин твоего отца. Позвони мамочке. – Гектор кивнул на его мобильный.
– Но я не помню у папы никакого карабина! – возразил Серафим, тем не менее открывая контакты. Одно касание и…
Гудки… Гудки…
– Вау! Симка! Ты? – По видеосвязи на экране