Группировка сил венгерской армии предусматривала, помимо создания ударных групп для действий против Югославии – I мобильного корпуса (состоявшего из кавалерийских и моторизованных соединений) и II пехотного корпуса[230], – выделение группировки прикрытия в районе венгерско-советской границы. Последнее мероприятие показывает, что Венгрия сознавала возможные последствия своего участия в нападении на Югославию со стороны Советского Союза.
Однако из ОКВ нам было запрещено говорить о наших планах и намерениях относительно операции «Барбаросса». Этот запрет продолжал действовать и после окончания югославской (Балканской. – Ред.) кампании.
Отчасти цели Гитлера в его военных приготовлениях были достигнуты уже в результате участия венгров в нападении на Югославию. Даже в том случае, если бы венгерская армия отказалась от участия в нападении на Советский Союз, ее войска могли бы занять югославскую территорию и заняться ликвидацией остатков югославской армии, что позволило бы высвободить германские войска для участия в операции «Барбаросса».
Вопрос о возможном участии Венгрии в нападении на Советский Союз окончательно прояснился позднее. Возможно, венгерское правительство было информировано о плане «Барбаросса» незадолго до начала нападения или даже одновременно с ним[231]. Венгерские войсковые соединения[232] вступили в войну через несколько дней после начала боевых действий. Но и тогда лучшие войска венгерской армии продолжали оставаться на границе с Румынией.
Все эти события позволяют утверждать, что, несмотря на все сложности, возникавшие в этом вопросе, Гитлер все же рассчитывал на готовность Венгрии принять участие в войне. С другой стороны, события свидетельствовали о том, что Гитлер был намерен по собственному усмотрению решить вопрос о сроках вступления Венгрии в войну.
Начало операций (по плану «Барбаросса»), на срок которого повлияли результаты Балканских кампаний – я не стану описывать здесь хорошо известные боевые действия в ходе Балканской кампании в Греции и Югославии, – было назначено на 22 июня 1941 года…
…Но даже к этому моменту, когда германскому руководству требовалось сконцентрировать все усилия и собрать в кулак всю волю, не были до конца улажены противоречия между Верховным главнокомандованием вермахта (ОКВ) и главным командованием сухопутных сил (ОКХ)[233] относительно ведения военных операций. Эти трения продолжались и дальше, сыграв роль в планировании и проведении операций 1941 и 1942 годов. В дальнейшем противоречия только усиливались и в наиболее острой форме вскрылись в вопросах, связанных с великой битвой под Сталинградом…
Чтобы понять провал германского наступления, неспособность достичь практически всех поставленных стратегических целей, чтобы понять причины, приведшие к катастрофе на южном фланге в 1942–1943 годах, необходимо с высоты нынешнего положения рассмотреть ход борьбы с самого начала германского наступления…
…В дальнейшем я изложу лишь те замыслы высшего руководства, те фронтовые и армейские операции и их результаты, в итоге которых создалась ситуация, определившая исход Сталинградского сражения.
Общие замыслы и цели германского командования в начале кампании 1941 года
Вышеупомянутым общим замыслам соответствовали заданные стратегические цели.
Главной целью была Москва. Для обеспечения этой главной цели и ликвидации угрозы с севера следовало уничтожить сражавшиеся в Прибалтике русские войска, взять Ленинград и Кронштадт и тем самым лишить русский Балтийский флот его опорных баз. На юге первой целью были Украина и Донбасс, с дальнейшим выходом на Кавказ с его нефтяными месторождениями.
В планах ОКВ[234] захвату Москвы придавалось решающее значение. Однако взятию Москвы должен был предшествовать захват Ленинграда. Взятие Ленинграда преследовало следующие важные в военном отношении цели: захват главных баз русского Балтийского флота, ликвидация промышленного потенциала города и, прежде всего, недопущение того, чтобы район Ленинграда стал плацдармом контрнаступления, которое могло бы угрожать тылам наступавших на Москву главных германских сил. Исходя именно из этих соображений, Ленинград надо было захватить первым[235].
Планы проведения операций
Проведение запланированных операций должно было осуществляться в несколько этапов.
Первой оперативной целью была линия: Киев с большим плацдармом на восточном берегу Днепра – Рославль – Смоленск – пространство к югу и западу от озера Ильмень. В первых оперативных директивах главного командования сухопутных сил исходили именно из этой линии. После ее достижения должна была наступить оперативная пауза, чтобы дать войскам передышку, привести в порядок потрепанные соединения, заново наладить снабжение и уже затем продолжить наступательные операции.
Для группы армий «Север» эта оперативная пауза предусматривалась короткой. При взаимодействии 18-й армии и 4-й танковой группы с одной стороны и главных сил финской армии – с другой следовало как можно скорее взять Ленинград.
Для усиления группы армий «Север» с ней должны были взаимодействовать некоторые моторизованные соединения (3-я танковая группа) группы армий «Центр». Эти соединения должны были, после выхода к Смоленску, повернуть на север и двигаться в район восточнее озера Ильмень, чтобы помочь окружению русских войск, действовавших в районе Ленинграда и южнее его.
Главные силы финской армии должны были вначале выйти на старую границу и двигаться дальше только после того, как группа армий «Север» начнет решающее наступление на Ленинград. ОКВ хотело избежать изолированных действий финской армии, которая в этом случае могла подставить под удар свои тылы.
При всех этих оперативных целях прежде всего исходили из того, что необходимо путем стремительного выдвижения танковых клиньев уничтожать русские войска и препятствовать отступлению боеспособных соединений на обширные русские просторы. Главное командование сухопутных сил считало, что для достижения линии Днепр (с Киевом) – район Смоленска – область по обе стороны озера Ильмень потребуется от трех до четырех недель. Москвы надеялись достичь к осени, до резкого ухудшения погодных условий.
Вопрос о сроках выхода на Кавказ оставался открытым. Так или иначе о продвижении на Кавказ речь могла идти только в случае скорейшего создания плацдарма южнее Ростова.
То, что по необходимости были такие суждения[236] и составлены именно такие планы, ни в коем случае не говорит о единодушии среди ответственных военачальников и офицеров высших штабов. В предостережениях не было недостатка, как в отношении допустимости операции как таковой, так и в отношении степени трудности поставленных задач[237]. С другой стороны, высказывались взгляды – хотя и не аргументированные официально, – которые не исключали быстрого прекращения советского сопротивления по причине ожидаемых – или, скорее, чаемых – внутриполитических трудностей, а также организационной и экономической слабости так называемого «колосса на глиняных ногах»[238].
При ретроспективном взгляде, всегда отягощенном знанием о реальном исходе войны и объективно искаженном воспоминаниями