Наполеон и Гитлер. Россию завоевать невозможно - Десмонд Сьюард. Страница 27

раздражала, и однажды он прямо сказал, что с этим пора покончить. «Тебе, – заявил он, – следует воспринимать это как естественный ход вещей, если я позволяю себе иногда развлечения подобного рода». Принято считать, что такие развлечения носили чисто физический характер и весьма редко были окрашены в какой-то романтический колер. В одном случае он так обратился к перепуганной актрисе, не дав ей ни малейшего шанса сохранить хотя бы какое-то достоинство: «Входите. Раздевайтесь. Ложитесь».

То, что говорит сам Наполеон, подтверждает справедливость сказанного о нем мадам де Ремюзе. «Мы обращаемся с женщинами, – рассуждал он, – слишком хорошо и этим самым все испортили. Мы сделали огромную ошибку, подняв их на один уровень с собой. На Востоке поступают гораздо более мудро и дальновидно, превращая женщин в рабынь». Единственным предназначением женщин, считал Наполеон, было детопроизводство и удовлетворение сексуальных потребностей мужчин. Но если женщина физически не могла выполнять последнюю функцию (болела или по каким-то другим причинам), то вполне естественным и оправданным было желание мужчины иметь несколько жен «На что жалуются женщины? Разве мы не признаем, что у них тоже есть души?! Они требуют равенства.

Но это же настоящий идиотизм! Женщина – наша собственность… точно так же, как плодоносящее дерево принадлежит садовнику. Лишь неправильное образование дает жене повод думать, что она находится на одном уровне со своим мужем». Убежденный в «слабости женского интеллекта», он считал своего брата Жозефа слишком легкомысленным, потому что тот получал от общения с женщинами удовольствие не только телесное, но и духовное. «Он все время сидит взаперти с какой-нибудь особой и читает с ней Торквато Тассо и Аретино», – сказал он однажды в сердцах о брате.

Несмотря на изящность формулировки, его мнение об адюльтере является верхом цинизма. В конце концов, это «закамуфлированная шутка…, явление, которое ни и коем случае не может считаться исключением, а скорее наоборот – вполне обыденное событие на диване». У Наполеона был довольно необычный подход к женщине с точки зрения ее пригодности к военной службе: «Они отличаются храбростью, невероятным энтузиазмом и способны на самые жестокие и зверские деяния… В случае войны между мужчинами и женщинами последним могла бы помешать лишь беременность, потому что женщины в силе не уступают самым молодым и энергичным мужчинам». В этих вещах Наполеон шел гораздо дальше фюрера…

То, как уверенно Первый консул управлял страной, импонировало большинству французов. Он смог убедить их в главном – они лучшие солдаты в Европе. Войска гордились своей ролью меча народа, взявшегося за оружие, а население неизменно ликовало при известии о победах их армии, правда, с победами оно связывало надежды на установление скорого и прочного мира. Наполеон внушил каждому солдату мысль о том, что у него в ранце, лежит маршальский жезл. Это совпадало с верой и каждого мелкого чиновника в перспективу продвижения по службе. Орда префектов, сборщиков налогов, директоров учебных заведений, аудиторов и других чиновников считала себя средоточием вселенной, главным движителем сложного механизма государственного аппарата.

Новая знать, располагавшая огромной силой и богатствами, не опасалась более за свои состояния. Введение института кавалеров ордена Почетного легиона было лишь первым шагом по пути к созданию нового правящего класса. Орден был знаком обличия за военные или гражданские заслуги, имел нисколько степеней и давался по воле верховной власти. Равенство начало выходить из моды и, обращаясь друг к другу вместо слова «гражданин» (ситуайен) стали говорить «господин» (месье). Эмигрантам разрешили вернуться – для этого только нужно было принять присягу на верность новому режиму. Многие эмигранты, влачившие за границей жалкое существование, воспользовались этим законом и вернулись во Францию, при этом Наполеон отдал им часть нераспроданного имущества. Этих людей помимо всего прочего привлекали энергия и целеустремленность новой власти. Исключение составили лишь ярые роялисты, закоренелые якобинцы, все противники тирании, а также те, кто не желал свою судьбу доверить прихоти одного человека, пусть и наделенного гениальными способностями, а то, что Наполеон гений, признали теперь даже самые придирчивые критики.

От графа Шептеля мы узнаем, что в самом начале правления у Наполеона не было представления ни о законодательстве, ни о практике исполнительной власти, что учился он, несмотря на свои способности, весьма неровно и что знание им математики было вовсе не таким уж блестящим, как приписывала ему молва. Тем не менее, говорит Шептель, период Консульства, когда Наполеону приходилось проводить по нескольку совещаний в день, замечания, высказывавшиеся им, глубиной проникновения в суть того или иного вопроса приводили в изумление даже экспертов. Но и преклонявшийся перед ним Меневаль допускает, что бывали случаи, когда Первый консул забывал имена или цифры, хотя память на лица у него была действительно отменная. Наполеон поражал всех и своей титанической работоспособностью – его рабочий день продолжался как минимум 18 часов, а то и более. Выходных он себе не устраивал.

По свидетельству графа Редерера, государственного советника и очень наблюдательного человека, Наполеон обладал просто потрясающей способностью схватывать на лету рациональное зерно любой проблемы, совета или предложения. Он всегда задавал два вопроса: «Это верно? Это полезно? (Се est la juste? Се est la ilutile?) У него была сверхъестественная память на факты».

Первый консул решил устроить официальное примирение французского государства с католической церковью, дела которой никогда еще не были так плохи. Казалось, что ей угрожает опасность гораздо большая, нежели во времена Реформации. Во Франции многие епископы, священники, монахи и монашки были либо казнены, либо отправлены в ссылку, некоторым удалось покинуть страну. Выжила буквально горстка служителей церкви, которые тайно совершали обряды в подземельях или в какой-нибудь лесной глухомани.

Священники-конституционалисты, принявшие присягу на верность республике, не пользовались авторитетом у прихожан, и их церкви пустовали. Предыдущий папа, Пий VI, умер в заточении на французской земле. Будучи деистом, Бонапарт верил в высшее существо, но вместе с тем он был довольно равнодушен к вопросам религии и никогда не находился в плену мистических настроений. В общем, его трудно назвать христианином в истинном смысле этого слова, хотя он однажды заметил: «Я знаю людей и поэтому говорю вам, что Иисус Христос не был человеком». Мадам де Ремюзе говорит: «Я не знаю, был он деистом или атеистом, но в частных беседах постоянно подвергал насмешкам все связанное с религией, однако, – добавляет она, – Бонапарт использовал церковную организацию в своих целях, несмотря на всю свою неприязнь к священникам».

Как бы там ни было, но Наполеона всегда отличал трезвый взгляд на вещи, и он не мог не признать того, что большинство французов в то время были ревностными католиками.