– Ничего, – ответила Алиса.
– Решительно ничего? – настаивал Король.
– Решительно ничего.
– Это очень важно, – обратился он к присяжным.
Те уж было начали записывать его слова на своих досках, когда вмешался Белый Кролик.
– Вы, должно быть, хотели сказать, что это неважно, ваше величество? – проговорил он почтительно, сделав при этом многозначительную гримасу.
– Да, конечно, я хотел сказать «неважно», – торопливо поправился Король и несколько раз повторил вполголоса: – Важно, не важно, важно, неважно, – как будто пытался решить, какое слово звучит лучше.
В результате одни присяжные написали «важно», а другие – «неважно». Алиса видела это, поскольку стала большой, да и стояла недалеко от них. «Но разве важно, что они напишут? Совершенно неважно!» – подумала она.
Вдруг Король, торопливо писавший что-то в своём блокноте, крикнул:
– Внимание! Тишина!
Через мгновение зал замер, и он прочитал написанное:
– Правило номер сорок два: «Те, чей рост превышает километр, удаляются из зала суда».
Все присутствующие обратили свои взоры к Алисе.
– Во мне и километра-то нет, – сказала она уверенно.
– Нет, есть, – возразил Король.
– В тебе даже два километра, – вставила Королева.
– Как хотите, но я с места не двинусь! – заявила Алиса. – Да и правило ваше ненастоящее – вы сами его только что придумали!
– Как ты смеешь такое говорить?! Это самое древнее из правил! – возмутился Король.
– В таком случае оно должно быть Правилом номер один, – резонно заметила Алиса.
Король побледнел и, поспешив захлопнуть свои записи, дрогнувшим голосом обратился к присяжным:
– Удаляйтесь и совещайтесь!
– Нет, постойте! Ваше величество, обнаружились новые обстоятельства… – воскликнул, вскочив с места, Белый Кролик. – Нашли одну бумагу.
– Что за бумага? – спросила Королева.
– Я ещё не разворачивал её, – замялся Белый Кролик. – Но, по-видимому, это письмо, которое написал кому-то подсудимый.
– Ясное дело, что кому-то, – заметил Король. – Если бы он написал его никому, это было бы очень странно.
– Кому же адресовано письмо? – спросил один из присяжных.
– Оно без адреса. – Белый Кролик развернул бумагу и прибавил: – Да это вовсе и не письмо, а стихи.
– А почерк чей, подсудимого? – поинтересовался другой присяжный.
– Нет, не его, – ответил Белый Кролик, и все присяжные с удивлением переглянулись.
– Стало быть, он подделал чей-то почерк, – задумчиво сказал Король.
Присяжные просияли и дружно вздохнули с облегчением.
– Я не писал этих стихов, ваше величество, – сказал Червонный Валет. – И никто не докажет обратное. Ведь моей подписи там нет?
– То, что подписи нет, ещё не говорит о вашей невиновности, – возразил Король. – Не задумай вы что-нибудь дурное, конечно, подписались бы своим именем.
Все дружно захлопали, что объяснимо – ведь это были первые разумные слова, сказанные Королём за весь день.
– Да, это, без сомнения, доказывает вину подсудимого, – подвела итог Королева, – а потому его следует казнить…
– Это решительно ничего не доказывает, – отважно возразила Алиса. – И вы даже не знаете, что это вообще за стихи.
– Ну так огласите их, – потребовал Король.
Белый Кролик надел очки и спросил:
– Откуда начать, ваше величество?
– Начните с начала, – важно проговорил Король, – и прочитайте до конца.
Среди мёртвой тишины Белый Кролик продекламировал:
От слов её бросает в дрожь,
и я пред ней немею:
Она нашла, что я хорош,
Хоть плавать не умею.
Она послала мне сказать:
Пощады мы не просим!
Он дал им три, она им – пять,
А мы ей дали восемь.
Он дал ей пять, она нам – три,
Сложивши аккуратно:
Но в результате (посмотри!)
Вернулись все обратно.
Пред тем как с нею был удар,
Я был напуган снами:
Отсюда ссор и свар
Меж ними, ей и нами.
А потому и оттого
Послушайся совета:
Ты никому и ничего
Не говори про это!
– Это самое важное доказательство вины! Самое существенное из всех прочих, – сказал, потирая руки, Король, – а потому присяжные могут теперь…
– Я готова отдать свой напёрсток тому, кто объяснит, что значит это стихотворение! – воскликнула Алиса, которая выросла уже настолько, что не побоялась перебить Короля. – В нём нет никакого смысла.
Присяжные сейчас же записали: «Она утверждает, что в нём нет никакого смысла», – но никто так и не вызвался дать комментарии прочитанным стихам.
– Тем лучше: значит, нам и не придётся искать какой-нибудь смысл… – начал Король, но вдруг задумался и развернул листок на коленях. – Хотя, пожалуй, некоторый смысл в нём всё же найти можно… «Хоть плавать не умею…» Умеете вы плавать, подсудимый?
Валет, вздохнув, грустно покачал головой:
– Разве такие, как я, плавают?
И действительно: разве мог он плавать, если, как и все карты, был из тонкого картона?
– Так, это мы установили, – проговорил Король, просматривая стихотворение дальше. – «Пощады мы не просим…» Интересно, не просим у кого? «Он дал им три, она им – пять» – здесь, разумеется, речь идёт о пирожках.
– Но ведь дальше сказано: «Вернулись все обратно!» – возразила с горячностью Алиса.
– Так оно и есть! – с торжеством сказал Король, показывая на пирожки. – Это ясно как день… «Пред тем как с нею был удар…» Ведь у тебя, кажется, не было удара, моя дорогая? – спросил он у Королевы.
– Никогда, – гневно воскликнула та, запустив чернильницей в присяжных.
Чернильница попала в Билла. Бедный маленький Билл уже давно перестал писать на доске пальцем: в конце концов сообразил, что на ней не остаётся никаких следов, – но теперь, когда был облит чернилами, стал макать в них палец и писать.
– Значит, слова эти не имеют к тебе никакого отношения. Ну и слава богу! – заключил Король и прибавил чуть ли не в десятый раз за день: – Присяжные! Отправляйтесь совещаться.
– Нет! Нет! – крикнула Королева. – Сначала пусть вынесут приговор, а потом совещаются.
– Разве так можно? Сначала выносить приговор, а потом совещаться? – возразила Алиса.
– Молчать! – заорала Королева, побагровев от гнева.
– Ой-ой-ой! Я вас нисколечко не боюсь, – сказала Алиса, – и молчать не буду!
– Отрубите ей голову! – приказала Королева в ярости.
Никто не тронулся с места.
– Вам меня не испугать! – воскликнула Алиса, которая к этому времени обрела свой обычный рост. – Ведь вы всего лишь колода карт! Колода карт – ничего больше!
И тут вся колода поднялась в воздух и набросилась на девочку. Она – не то от страха, не то от обиды – принялась кричать, отбиваться и… проснулась! Голова её лежала на коленях сестры, и та осторожно смахивала с её лица