Но это контуры, перейдем к штрихам…
Жан-Батист Думенк режет крупными ломтями хлеб, Дениз накрывает на стол, кругом носятся их внуки. В ручище Думенка кухонный палаш глядится перочинным ножом. Сметет ли он хлебные крошки в ладонь и отправит их в рот, как подсмотрел я это днем у крестьян на хуторе Эспаррон и как делают, наверно, крестьяне на всей земле?
Дорезал, крякнул, подставил ладонь…
Пять дней в неделю он бизнесмен, коммивояжер: мелькают страны, проносятся континенты. Но священны два выходных: он обязательно возвращается домой, к односельчанам, ведь здесь, в деревне Ноэ под Тулузой, он и председательствует в крестьянском кооперативе, который создал 40 лет назад.
…Другой рукой смел крошки со стола и, оглянувшись, не придумав, куда бы их бросить, встал, подошел к дверям веранды. Птичкам! — догадался я.
Бизнесмен и крестьянин. Если судить по распорядку недели, то в пропорции — пять к двум.
В Южной Франции благоухал весенний месяц февраль. Долина Гароны, сине-зеленые озими, змейкой — сухой, асфальтовый путь. Навстречу попадались машины с принаряженными старухами и детьми, средь пологих холмов видением мелькнула строгая, поджарая церковь и горделиво проплыл вознесенный на звонницу галльский петух.
— Во-он он, хутор Эспаррон, видите? На самом взгорке белый дом с фермой: нам — туда.
Я попросил на секунду остановиться и вышел с фотоаппаратом из машины. Честное слово, казалось, что я узнаю эти места.
Вечером, когда мы вновь соберемся в его доме, Думенк с видимым удовольствием вернется к этой теме.
— Да я ведь вам уже говорил! Предгорья Пиренеев и Кавказа схожи, как две капли воды! Недра, климат, тут и там природный газ, одни и те же сельскохозяйственные культуры. Сотворит же природа чудо такое!
— Что, и земли похожи?
— Хоть бери да меняйся.
— И урожаи?
— Примерно одинаковые. Руки у людей золотые и тут, и там.
— Ну а разница все же в чем?
— О-гром-ная! У вас социализм, колхозный строй, справедливые и гуманные законы. А у нас здесь капитализм с его безжалостной и дикой конкуренцией. Транснациональные компании миллионами сгоняют крестьян с земли. В наших краях мелкие хозяйства только благодаря кооперативам и держатся. Хотя им очень нелегко… Ведь это вы и увидели на хуторе Эспаррон?
…И вот, в тот самый момент, когда дома на взгорках, белевшие среди зеленого моря, вместились в кадр, — щелкни, и так и замрет навек, — вдруг порывом ветра разбудило молодые хлеба, а следом тотчас долетел тягучий медный гул.
Может, то галльский петух звонил над холмами, сзывая на вечернюю мессу своих прихожан?
Через несколько дней, уже вернувшись в Париж, в статье специального корреспондента «Фигаро» из США я прочел:
«В минувшее воскресенье архиепископ штата Айова Морис Дингмэн отслужил под открытым небом молебен, заказанный местными фермерами. „Эта месса — упокой по американской мечте“, — сказал он».
Так вот что мы услышали, подъезжая к затерянному среди Гаскони хутору Эспаррон: то с другого полушария Земли долетел колокольный стон!
— Представьте, — сказал агроном Эмиль Руш по дороге на хутор, — что вы сейчас увидите Думенка молодым. Ну как бы пятьдесят лет назад, до войны.
Я попробовал — увы! «Не представляется». Бизнесмен с сигарой — как вообразить его на скотном дворе, с вилами в руках? Не человек — скала, такого поди-ка подвинь в прошлое! «Сельскохозяйственный диктатор», «наш национальный Иоанн Креститель», ибо именно такое значение и сокрыто в имени Жан-Батист, ну, а газета «Фигаро» однажды ядовито прыснула: мол, того и гляди, в один прекрасный день «объявит он себя императором какой-нибудь африканской державы или генерал-революционером в Латинской Америке». Раздражение, восхищение, ярость… чего только нет в этих ярлыках! Уж я не говорю о «марксисте с миллионами», о «красном миллиардере» и, наконец, о таком никогда и нигде не слыханном звании, которое отмочила лондонская «Таймс»: «Думенк — красный биллионер!»
Это сколько же нулей, биллион, — двенадцать? Гм… И как нам за такой витой цепью нулей разглядеть крестьянскую «единичку» Думенка?
Пятьдесят лет назад? Припомнив совет агронома, я потом зорче вгляделся в кадр, который запечатлел и вечность, и миг. Вечностью были хлеба, мигом был ветер. Невидимо для зрения, неслышно для слуха связал их колокольный перезвон. Но разве полвека назад звучал он не с той же надеждой и не с той же тревогой, что теперь, на склоне столетия? И разве не так же белели на взгорках дома, и разве не те же в них люди жили, с той только разницей, что тогда нынешние землепашцы бегали в них детьми, а теперь тогдашние землепашцы сидят в них иждивенцами, няньками, дедами? Люди как растения: осенью выколосившись, по весне опять дают жизнь.
Шестнадцати лет крестьянский сын Жан-Батист Думенк вступил во Французскую компартию, с которой остался навсегда. Было это в 1935 году. Много позже сосчитают, что из каждой сотни его одногодков — имелись в виду только дети селян — отцовское дело наследовали 37. Крестьянской оставалась держава: из каждых ста французов 40 работали тогда на земле; теперь — только семь.
— Что вам досталось от отца? — спросил я.
— Вот это, — сказал Думенк и с изяществом медведя выложил руки на стол. Бизнесмен исчез; передо мной вновь сидел крестьянский сын.
— И все?
— Еще фермочка, десять га. Даже две, потому что вторая такая же досталась Дениз, жене. Подобную мелкоту крестьянскую уже и тогда побивало, как градом. Вот почему я задумал создать в Ноэ кооператив: чтобы всем миром стоять.
— Устояли?
— Война, — пророкотал Думенк, ибо французское это слово рокочет в точности, как война — «ля герр». Вдобавок сигарой пыхнул — и дым, как на войне. Когда развиднелось, я увидел его одновременно и полковником, и капитаном. Полковником Сопротивления он вернулся на отцову фермочку, в дедов дом. На часах истории победно тикал 1945 год. Отрокотало, отдымило, отлегло. Партизанский полковник, но уже в фуражке армейского капитана, член Национального комитета освобождения в департаменте Верхняя Гарона (проблемы сельского хозяйства, продовольственный вопрос), Жан-Батист Думенк стремительно восстанавливал созданные Народным фронтом, порушенные и распущенные за войну кооперативы крестьян. Но в старые мехи наливали новое вино. Раньше крестьяне кооперировались единственно ради общего хранения запасов их продукции, теперь же предусматривалось и совместное владение техникой, даже совместное ведение хозяйства. Свои собственные 10 га капитан едва улучил время засеять и пожать. Сначала мыслил масштабами департамента, потом развернулся шире, на всю Гасконь, а однажды понял, что по мерке ему и целый угол державы. Так народился Союз сельскохозяйственных кооперативов юго-запада Франции — территориальное многоотраслевое образование, объединившее сотни тысяч крестьян. ЮКАСО (такое имя обрело