Бог хочет видеть нас другими - Татьяна Олеговна Беспалова. Страница 49

по сравнению с 1-й. Третья вышка приняла сигнал и сравнила задержку с временем 1-й и 2-й вышки. Всё, координаты мобилы автоматически вычислены. Точность пеленга около 50—100 м. Оперативник СБУ, сидя в тёплом кабинете во Львове, а может и в Польше, обнаруживает, что в сотах района Краматорск появился новый IMEI (International Mobile Equipment Identity — международный идентификатор мобильного оборудования). То есть заводской, уникальный номер, который есть у всех мобил, как уникальное ДНК у каждого человека. Оперативник сравнивает его с базой данных — эта мобила выходила в сеть с территории Украины? Если да, то, возможно, это или местный житель, или боевик ЗСУ, приехавший на Донбасс из Украины. Если нет, то — это российский солдат, офицер. Далее эсбэушник передаёт IMEI своему куратору в США, а у США есть база данных ВСЕХ IMEI на планете, а также, маршрут, в какие страны этот IMEI был продан. Оперативник ЦРУ смотрит, что данная мобила — например, «Самсунг», была выпущена в Сингапуре и со склада продана в Россию. Таким образом, буквально за минуту все враги знают, что в село Первопырьевка под Краматорском зашли российские войска. Далее в дело вступают хаймарсы, гаубицы, грады и прочая артиллерия, в зависимости от того, сколько долболюбов пришло на позиции со вставленными в мобилы аккумуляторами. Всё выше было описано для гражданских вышек сотовой связи. При этом в Украину давно уже поставляют военные пеленгаторы сотовых сигналов, с узконаправленными антеннами, которые могут обнаружить излучение мобилы на дальности до 35–45 км. Аналогично действуют и русаки.

— Что же мне теперь делать? — растерянно спросил я.

— Что делать с дураками? Нещадно любить ногами, руками и прикладами всех солдат и офицеров, которые на позиции берут с собой смартфоны (из них нельзя извлечь аккумулятор) или сотовые телефоны со вставленными аккумуляторами. Что делать разумным? Не брать с собой на фронт смартфон. Брать только кнопочный телефон. Никогда не вставлять в него аккумулятор на линии БС. Вставлять в него аккумулятор не ближе, чем за 35–45 км от населённых пунктов, временно захваченных противником, то есть не ближе тех мест, где расположены как гражданские сотовые вышки, так и потенциальные военные сотовые пеленгаторы.

— Получается, меня запеленговали?

— Конечно!

Сказавший это Птаха широко улыбался, но улыбочка эта больше не казалась мне обаятельной.

Жесть.

Такой зашквар мне ни в одном кошмаре привидеться не мог. Хаймарсы! Да что же это такое?!!

Земля набросилась на меня, как бездомная собака — я всегда ужасно боялся бездомных собак, — но ударила, а не укусила. Хотелось разрыдаться, но слёзы не приходили. Последним усилием я отбросил от себя айфон. Так испуганный шудр отбрасывает от себя атакующую кобру.

В глазах мутилось. В мутной пелене прямо передо мной плавали два лица, улыбающееся Птахи и серьёзное старика.

— Не ссы, — проговорил Птаха. — Хаймарсы не прилетят, а вот ног по самые яйца есть шанс лишиться. Соломаха обязан сдать тебя Жопезу и его начальнику капеллану. Они у нас отвечают за пленных.

— Жозепу, если уж на то пошло… — простонал я.

— Вы знакомы? — Птаха заулыбался ещё шире. — Может быть, ты того… уже без яиц? Гыыы….

— Отзынь!

Лицо Птахи исчезло, а я почувствовал на своих щеках и лбу влагу — старик поливал меня из бутылочки тепловатой водой. Я прикрыл глаза. Хотелось умереть. Мёртвого не мучит голод и жажда. Мёртвый не испытывает страха и боли. Где-то на краю сознания копошилась мысль о матери. Мать меня потеряла. Ищет, волнуется, а я ей так и не отписал…

— Мне маме надо написать…

— Такие не выдерживают пыток… — отозвался Птаха.

— Заткнись!

Лязгнуло железо. Я перекрестился.

— А кто у нас Аллахом клялся? Эх, русня… Все они такие… Гыыы…

Они ржали, как овцебыки. Ржал и Свист, презрев свою напускную киевскую интеллигентность.

А потом меня оторвало от земли. Несколько долгих мгновений я сучил в воздухе ногами, постепенно принимая вертикальное положение.

— Він не обоссався. Вже справа…[43]

Ослепший, потерявший ориентацию от страха, я пытался устоять в вертикальном положении без какой-либо опоры.

— Старик, проводи его к русакам. Тут кругом их мины. Сам он не дойдёт. Учёный пацан, да не тем наукам обучен. Эх, метут на эту войну метлой кого ни попадя. Ему здесь не место. Эх, всё равно погинет! Та хоть не на мой счёт будет вина за то! Старик, ты проводи его.

Соломаха сунул мне в руки мой телефон.

— Вот. Возвращаю. Сейчас он выключен. Я его выключил. Пока не доберёшься до своих, не включай его… Это не помогает, но хоть что-то…

Он повторил эту мантру несколько раз.

— Господин Карабас… простите…

Услышав слово «господин», Свист заржал. Меня задирал этот киевский кринж, но я терпел. Пока терпел. Наверное, присущая военным маскулинная воинственность заразна.

— Я Назар Соломаха. Говорю тебе своё имя, чтоб ты за меня там свечку поставил. Где там у вас их ставят…

— Я мусульманин…

— Пустомеля ты! — фыркнул Свист.

— Не пустомеля, а философ, — поправил Птаха.

— Я закончил философский и психологический факультеты. Я коуч…

— Беги, коуч!

Грозный рык Соломахи заставил меня вздрогнуть.

— Беги!!! Швидше!!!

Я попятился.

Птаха передёрнул что-то в автомате. Послышался отвратительный лязг железа.

Я ещё попятился.

Птаха пустил вверх короткую очередь.

Кто-то тронул меня за локоть. О, майгадабал! Старик!!! Меньше всего мне хотелось бы видеть, как его разорвут в клочья минные осколки или пули, вылетающие из автомата Птахи.

— Следуй за мной, мой мальчик!

О, майгадабал!!! Он сказал «мой мальчик». Именно так называет меня мама. Мама! Я так и не написал ей, а телефон включать нельзя!

— Следуй за мной. Я хожу быстро, и если ты вдруг отстанешь, то я оставлю для тебя метки.

Он поднял руку, демонстрируя мне зажатые в горсти резаные полосы зелёной материи.

— Не отстану, — буркнул я.

Старик двинулся по-над пожарищем. Походка его казалась юношески лёгкой. Ни один камушек не шелохнулся под его ботинком. Ни одна ветка не дрогнула от его прикосновения. Проходя мимо храма, он не забыл отвесить поясной поклон Николаю Чудотворцу. Я последовал примеру старика. Птаха не замедлил высмеять меня, помянув бранно Аллаха и назвав меня предателем.

И тут случилось странное. Сжав кулаки, я кинулся на Птаху. Дуло его автомата воткнулось мне под солнечное сплетение. Но в тот момент я не думал о том, что из этого дула по воле Птахи могут вылетать смертоносные пули. Я размахивал руками, пытаясь дотянуться до улыбающегося лица, но оно, это омерзительно симпатичное лицо, оставалось для меня недосягаемым.

Ярость оглушила и ослепила меня. Единственное, маниакальное желание овладело мной: я должен дотянуться до