— Ваше Высокопревосходительство! — приветствуя начальника городской полиции, Александр коротко поклонился, и прошел на середину кабинета. — Просил вашей аудиенции, чтобы заявить о вопиющем преступлении. Я все изложил в заявлении…
Столичный обер-полицейский генерал-майор Кокошкин, только что оторвавшийся от своих бумаг, имел весьма недовольный вид. Взгляд обвиняющий, усы торчком, брови сдвинуты. В своем черном мундире, на котором выделялись золотые эполеты, роскошное золотое шитье высокого воротника и до блеска начищенные пуговицы, сейчас напоминал судью, готового вынести приговор.
Сделав еще несколько шагов, поэт положил лист, исписанный неровным нервным почерком, на край стола.
— Значит, сами пожаловали, господин Пушкин, — генерал-майор, даже не взглянув на заявление, поднялся и, заложив руки за спину, медленно пошел вперед. — Решили во всем признаться?
— Конечно, явился, ваше высокопревосходительство, Ведь, вопрос первостепенной важнос… — кивнул Пушкин, не сразу вникая в вопрос. Но едва до него дошло, он «споткнулся». — Простите, что вы сказали? В чем я должен признаться?
Генерал-майор Кокошкин сузил глаза, словно целился в него из пистолета или ружья. Подошел почти вплотную и недовольно засопел.
— А вы не понимаете? — усмехнулся полицейский. — Вы, господин, Пушкин, опасный элемент. Подумать только, вольнодумец, находящийся под надзором полиции, сразу же после отбытия ссылки ввязался аж в три дуэли. Первая, в Михайловском, окончилась смертоубийством, две другие — слава Богу, нет. Что молчите? Двух дворян — князя Голицына и графа Салтыкова — обнаружили прямо у вашего дома в изрядном подпитии. Рядом лежала дуэльная пара. Это вы ведь все подстроили?
У Александра от удивления даже челюсть медленно поползла вниз. Стоял и хлопал глазами, пытаясь как-то уложить в голове то, что только что услышал.
— Что⁈
Получалось, Пушкина обвиняли даже не в нарушении дуэльного кодекса, а чуть ли не в организации умышленного двойного убийства.
— Подождите, ваше высокопревосходительство, здесь явно какая-то ошибка, — Александр еще пытался разобраться, искренне веря, что, и правда, между ними возникло недопонимание. Ведь, брошенные в его сторону обвинения, и правда, звучали в высшей степени бредово. Как, вообще, в них можно верить? Бред же, чистой воды! — На мой дом напали посреди ночи! Бандиты полезли прямо в спальню с ножами и пистолетами! О каких вы еще дуэлях говорите? — он с трудом сдерживался, чтобы не заорать или того хуже, чтобы не врезать этому напыщенному индюку в погонах. — Стоп! Там же один из бандитов живым остался. Точно, я его пистолетами прямо в лоб приложил! Вы его допросили? Это же натуральный бандюк, клейма негде ставить! Сказал уже кто его нанял? Хотя я и так знаю, что это все сделал магистр, граф Са…
В этот момент генерал-майор чуть не подпрыгнул. Его усы, вообще, торчком встали, а глаза кровью налились, словно у быка на случке!
— Молчать! — обер-полицмейстер рявкнул так, что стекла в окнах зазвенели. — Ни слова больше! Вы должны молчать, молчать и еще раз молчать, а не распускать сплетни! Вы из личной неприязни провоцировали молодых людей на участие в дуэли! Вы фактически готовили их убийство! Вот о чем нужно сейчас говорить!
У Пушкина в глазах все помутнело.
— Как же так? Как вы можете такое говорить? — голос у Александра задрожал от негодования. — Какая еще к черту дуэль? Вы с ума сошли? Я, вообще, там никаких дворян в глаза не видел! Понимаете, в глаза не видел! Почему вы не допросите свидетеля⁈ Тот бандит все видел и сможет все рассказать! Дайте мне с ним поговорить!
Обер-полицейский в ответ презрительно фыркнул. Мол, к чему эти бесполезные отговорки и придумки, если и так все совершенно ясно.
— А не получится ничего спросить, господин Пушкин. Говорите, вы какого-то там грабителя оглушили? Казаки привезли одного в тюрьму, а он возьми и умри. Доктор сказал, что от колик. Словом, некому ваши слова подтвердить. Вам понятно?
Поэт ошеломленно покачал головой. Это самое настоящее сумасшествие, по-другому и не сказать. На него прямо в доме напали бандиты, и он теперь во всем виноват. Что за бред⁈Как такое возможно?
— Свидетель умер? Как это так?
— Очень просто! — ухмыльнулся генерал-майор. — От колик, конечно же.
— Все равно, это даже в голове не укладывается…
С бормотаниями Александр опустил голову и взглядом наткнулся на ненавистный символ — гравированное изображение розы и креста на массивном персте на указательном пальце у обер-полицмейстера Санкт-Петербурга.
— А-а, понятно…
Все у него внутри опустилось. Теперь стала понятна причина этого странного спектакля, в котором преступник и жертва поменялись местами. Значит, руки у ордена Розы и креста, действительно, оказались длинными, а сторонников — великое множество.
— Я-то, дурень, здесь рассказываю о случившемся во всех подробностях. Лучше бы перед стеной так распинался, точно больше толку было бы…
Поэт поднял взгляд и внимательно оглядел генерал-губернатора. Медленно поворачивал голову, «цеплялся» за каждую деталь внешности.
— Что вы так смотрите, господин Пушкин? — хмыкнул полицмейстер, удивленный такой переменой в поведении поэта.
— Запоминаю, — еле слышно ответил Александр. — Запоминаю, чтобы ничего не забыть.
* * *
Санкт-Петербург, Зимний дворец
Из полицейского управления Пушкин вылетел, как пробка из бутылки. Красный, злой от бешенства, руки ходуном ходят. Материться так хотелось, что рот пришлось закрывать.
— Ах ты, сучо… пидо… усатый! — сорвался все-таки, едва только входные двери полицейского управления за ним захлопнулись. Встал прямо под окнами кабинета и начал, не сдерживаясь, крыть матом обер-полицмейстера. — Ты же, поросячье вымя, совсем охуе…! Думаешь, пизд… с ушами, я утрусь и заткнусь⁈
Теперь-то ему все стало ясно, как божий день. Получается, магистр не врал, орден Розы и креста все тут опутал своими сетями. Если уж столичный полицмейстер, то есть главный полицейский Санкт-Петербурга, работает на орден, то что тогда говорить об остальных.
— Ты, пизд…бол охуевш… всё и всех продал! Предатель, твою мать! Какого х… ты все на меня вешаешь? Глаза разуй! — все более вычурные и витиеватые ругательства с легкостью срывались с его языка. — У тебя под носом мразота окапалась, а ты ухом не ведешь! Все, пиз… тебе, как только до императора доберусь!
Чуть «выпустив пар», Александр выдохнул. Немного, но полегчало.
— Во дворец, живо во дворец! — крикнул он, подгоняя сам себя. — Извозчик! Извозчик, черт тебя дери! — вскинул вверх руку, подзывая карету или пролетку. — Сюда! Во дворец! Дай жару, борода, если рубль заработать хочет.
И бородатый дядька