– Пусть будет так, – согласился Стефан, – но откуда взялся этот кусочек чистого радия? Он не мог быть осколком Божьего Камня, поскольку – повторяю еще раз! – как бы ни богат был минерал, радий содержится в нем не в виде отдельных частиц, а как бы распределен по нему равномерно, и его нужно сперва растворить, затем с помощью ряда операций обогатить этот раствор, чтобы его можно было подвергнуть дробной кристаллизации. Все это, равно как и последующие операции, требует наличия заводов, лабораторий, ученых, в них работающих, короче, несколько иного уровня развития цивилизации – согласитесь сами, – чем то варварство, в котором жили наши кельтские предки.
Дон Луис улыбнулся и похлопал молодого человека по плечу:
– Прекрасно, Стефан, я счастлив, что у наставника и друга Франсуа столь ясный логический ум. Возражение вполне справедливое, оно недавно пришло в голову и мне. Я мог бы ответить на него с помощью какой-нибудь приемлемой гипотезы, сделать предположение о существовании некоего естественного способа выделить чистый радий. Мог бы вообразить, к примеру, что в каком-нибудь сдвиге гранитных пород, в полости, содержащей радиоактивную руду, открылась трещина, через которую медленно течет вода, унося с собою мельчайшие частицы радия, что этот поток с растворенным в ней радием медленно циркулировал в замкнутом пространстве, становился все более насыщенным, на протяжении веков испарялся по капле и на каком-нибудь выступе образовался крошечный сталактит, очень богатый радием, от которого в один прекрасный день некий кельтский воин отломил верхушку… Но стоит ли забираться так далеко и строить всяческие гипотезы? Не лучше ли положиться на единственного гения с неисчерпаемыми возможностями – природу? Неужели для нее труднее выделить из руды кусочек радия, чем заставить расцвести вишню, или распуститься эту розу, или дать жизнь нашему замечательному Делу-в-шляпе? Что скажешь, мой маленький Франсуа? Ты со мной согласен?
– Я с вами всегда согласен, – отозвался мальчик.
– Значит, ты не слишком сожалеешь, что чудо Божьего Камня развенчано?
– Но ведь это чудо все равно есть!
– Ты прав, Франсуа, оно есть, и в сто раз более прекрасное и удивительное. Наука не уничтожает чудеса, она их очищает и облагораживает. Что такое эта маленькая тайная сила – капризная, опасная и непостижимая, таившаяся в кончике волшебного жезла и действовавшая кстати и некстати, по прихоти невежественного вождя варваров или друида, – что она такое рядом с благодетельной, ясной, послушной и не менее чудесной силой, которая ныне дана нам в виде порошка радия? Что такое… – Дон Луис внезапно осекся и рассмеялся: – Ну довольно! Меня уже понесло, я уже пою оду науке. Простите меня, сударыня, – добавил он, вставая и подходя к Веронике, – и скажите, что вам не очень наскучили мои объяснения. Не очень, ведь правда? Впрочем, с ними покончено… почти покончено. Осталось лишь уточнить одну деталь и принять одно решение.
Он сел рядом с молодой женщиной:
– Дело вот в чем. Теперь, когда мы добыли Огненный Камень, то есть подлинное сокровище, нужно решить, что с ним делать.
Вероника порывисто проговорила:
– О, тут и двух мнений быть не может! Мне не нужно ничего из того, что находится на Сареке, ничего из Монастыря. Мы будем работать.
– Но ведь Монастырь принадлежит вам…
– Нет, Вероники д’Эржемон более не существует, и Монастырь теперь никому не принадлежит. Пусть он пойдет с молотка. Я не хочу ничего из этого проклятого прошлого!
– А на что вы будете жить?
– На то же, что и раньше, – буду работать. И я уверена, что Франсуа меня поддержит, верно, милый?
В безотчетном порыве она повернулась к Стефану и, словно тот был вправе давать советы, спросила:
– Вы тоже меня поддерживаете, не так ли, друг мой?
– Всею душой, – ответил он.
Вероника продолжила:
– К тому же, хоть я и не сомневаюсь, что отец был ко мне привязан, его завещание мне неизвестно.
– Зато оно известно мне, – проронил дон Луис.
– Каким образом?
– Мы с Патрисом побывали на Сареке. В спальне Магеннока, в секретере, в потайном ящике, мы обнаружили запечатанный конверт без адреса и вскрыли его. В нем лежала облигация на двадцать тысяч франков ренты и вот эта записка:
После моей смерти Магеннок передаст эту облигацию Стефану Мару, заботам которого я поручаю своего внука Франсуа. Когда Франсуа исполнится восемнадцать лет, рента перейдет в его полное владение. Впрочем, я надеюсь, что он разыщет свою мать и та помолится за меня. Благословляю их обоих.
– Вот облигация, – проговорил дон Луис, – и вот записка. Она датирована апрелем этого года.
Вероника была ошеломлена. Она взглянула на дона Луиса, и ей в голову пришла мысль, что всю эту историю придумал этот удивительный человек, чтобы избавить ее и сына от нужды. Мысль, конечно, мимолетная. Господин д’Эржемон поступил вполне естественно: предвидя, какие трудности возникнут после его смерти, он вполне обоснованно позаботился о собственном внуке. Вероника прошептала:
– Отказываться я не имею права.
– Тем более, – воскликнул дон Луис, – что все это происходит помимо вас и завещание вашего отца имеет в виду непосредственно Франсуа и Стефана! Так что тут мы пришли к соглашению. Остается Божий Камень, и я повторяю свой вопрос: что мы с ним будем делать? Кому он принадлежит?
– Вам, – отрезала Вероника.
– Мне?
– Да, ведь это вы его обнаружили и объяснили, что он представляет собою на самом деле.
Дон Луис заметил:
– Должен вам напомнить, что эта каменная глыба поистине бесценна. Как ни удивительны чудеса природы, но лишь благодаря редчайшему стечению обстоятельств ей удалось сотворить это чудо: накопить так много ценного вещества в столь малом объеме. Сокровища тоже бывают разные.
– И прекрасно, – ответила Вероника, – вы сумеете воспользоваться им лучше, чем кто бы то ни было.
Дон Луис на несколько секунд задумался, а потом заключил с улыбкой:
– Вы совершенно правы, и, признаюсь, я ждал именно такого решения. Во-первых, потому, что я имею право на Божий Камень как его законный владелец. Во-вторых, потому, что мне этот камень нужен. Ей-богу, надгробная плита богемских королей еще не утратила своей волшебной силы, и есть еще множество племен, на которые он может оказать не меньшее воздействие, чем на наших предков-галлов, а я как раз задумал одно дело, в котором он окажет мне неоценимую помощь. Через несколько лет, когда все будет закончено, я отправлю Божий Камень во Францию и передам его в дар национальной лаборатории, которую собираюсь основать. И таким образом, наука очистит Божий Камень от сотворенного им зла, а совершенные на Сареке преступления будут искуплены. Вы одобряете мои планы, сударыня?
Вероника протянула ему руку:
– Всем сердцем!
Воцарилось довольно долгое молчание. Наконец его нарушил дон Луис Перенна:
– О да, мы были свидетелями преступления, притом столь ужасного, что и выразить нельзя. Знавал я страшные преступления, сам был вовлечен не в одно и до сих пор храню о них жуткие воспоминания. Но это превзошло все, что я знаю. Оно выходит за рамки возможного, за рамки самых тяжких человеческих страданий. Оно не подчинено логике, потому что совершено безумцем. А еще потому, что совершено в момент всеобщей растерянности и помутнения разума. Это война позволила чудовищу тихо и спокойно задумать, подготовить и совершить подобное злодеяние. В мирное время чудовища не успевают до конца воплотить в жизнь свои жуткие мечтания. Но нынче, на этом уединенном острове, преступник нашел особенные, необычные условия…
– Не будем больше об этом, ладно? – дрожащим голосом тихо попросила Вероника.
Дон Луис поцеловал ей руку, после чего поднял с земли Дело-в-шляпе.
– Вы правы. Не будем. Иначе появятся слезы, и Дело-в-шляпе загрустит. Дело-в-шляпе, милый Дело-в-шляпе, не будем больше говорить об этом страшном деле. Напротив, давай вспомним приятные и красочные его эпизоды. Не правда ли, Дело-в-шляпе, ты, как и я, запомнишь сад Магеннока с гигантскими цветами? А легенда о Божьем