В свои именины каждый боярин ехал к государю челом ударить и подносил ему именинный свой калач. С такими же калачами он обходил все царское семейство, подносил царице, царевичам и царевнам. То же самое делали жены и дочери бояр на царицыной половине. Бояре и все сановники вменяли себе в особую честь и почесть получать каждый день с царского стола, от обеда и от ужина, поденную подачу и ставили себе в большое бесчестье, когда эта подача, по ошибке или по другой какой причине, до них не доходила, размышляя, что ни царского гнева над собой, ни вины за собою не ведают, а в подаче перед своею братьею обесчещены. Строгость наказаний (батоги, тюрьма) за подобные неисправности в рассылке подач указывает, как важно было значение их для боярской чести и спеси. Все это черты обыкновенного повседневного вотчинного быта, которые по глухим местам сохраняются даже и теперь и которые идут из глубокой древности, из первобытных патриархальных отношений господаря-домовладыки к своим домочадцам.
Вотчиннический, господарский тип московских князей обозначился даже в самом устройстве их стольного города Москвы. В сущности, это была помещичья усадьба, обширный вотчинников двор, стоявший среди деревень и слобод, которые почти все имели какое-либо служебное назначение в вотчинниковом хозяйстве, в потребностях его дома и домашнего обихода. Некоторые иностранцы, бывавшие в Москве в XVI и XVII столетиях, вовсе не ошибались, когда весь Кремль принимали за царский дворец, говоря, что он обнесен каменной стеною. Действительно, первою основою Кремля, а стало быть, всей Москвы был княжий двор или, в самое древнее время, княжий стан с необходимыми хоромами или клетями на случай приезда. Когда князья переехали в эту усадьбу совсем на житье, она стала мало-помалу обстроиваться и распространяться. Подле двора построена была церковь (Благовещения на Сенях), как было в Древней Руси у всякого княжего двора и как впоследствии было почти у всякого вотчинникова двора, домы дворовых людей также со службами. Вот первоначальная Москва – основный камень ее распространения и устройства. Условия древней нашей общественности, особенно при владычестве татар, были таковы, что без стены или какого-либо тына – острога – вокруг подобной усадьбы покойно и безопасно жить было нельзя. Страшны были не только иноплеменные, но еще больше свои одноплеменные враги. Известно, что в Древней Руси даже каждый монастырь обнесен был стеною, хотя деревянною. Сначала, без сомнения, и Москва была обнесена тыном. Но уже в 1156 г. великий князь Юрий Долгорукий закладывает Москву – град на устье Неглинны, выше реки Яузы. Град, город в древнем смысле означает стены, следовательно, первые московские городские стены были построены в 1156 г. Первый, значительно разбогатевший московский вотчинник Иван Данилович Калита рубит на месте погоревшей новую дубовую стену города (1339 г.), которой остатки, толстые дубовые бревна, найдены были в земле еще недавно при последних перестройках кремлевских зданий со стороны Неглинной. Внук Калиты, еще более разбогатевший и усилившийся, закладывает стену из белого камня (1367 г.). Но богатство, сила и хозяйство растет, ширится, привлекает население. У стены возникают торговые и ремесленные слободы, возникает целый посад на берегу реки, пониже княжего двора, ибо снизу идет и торговая дорога судоходством по реке. Между тем через 100 лет каменные стены уже обветшали и самая черта города для раздобревшей жизни стала тесноватою. Великий князь Иван Васильевич строит новый город, т. е. собственно стены, и строит не по прежней основе, а с прибавкою, т. е. распространяет место и, сверх того, укрепляет город бойницами, стрельницами, тайниками, башнями. Такие постройки очень ясно выразили, что сила московского вотчинника стала не только крепкою, но и грозною. Он и сам прозывается уже Грозным.
Вообще история Москвы как города в том отношении особенно и любопытна, что она, так сказать, по пятам идет за развитием московского господарства, с его зарождения как частного, особного, собинного княжего хозяйства и до его окончательного распространения на всю землю, когда это хозяйство – государство приобретает уже общее земское, политическое значение, становится формою политического быта земли.
По мере распространения земского значения Москвы, само собою разумеется, она все более и более тянет к себе и земские общие элементы жизни: торговлю, промышленность, всякого рода службу. Посады и слободы растут; слободы образуют в разных местах новые особые малые посады, так что старый посад, в отличие от новых, именуется уже великим посадом и в 1535–1538 гг. обносится также каменными стенами с названием Китай-город, который назывался также Красною стеною[3]. Приобретаемая крепость и стойкость самодержавных идей постоянно влечет за собою и материальную крепость города, гнезда этих идей. В XVI в. Москва делается в действительности сердцем почти всего северо-востока Европы, все к ней тянет, как к жизненному центру. Население возрастает, можно сказать, не по дням, а по часам, чему в значительной степени способствует и ненавистная всей земле московская волокита и проесть, приказное, подклетное[4], т. е. чисто вотчинное управление землею, которое немилосердно волочит людей к этому центру, заставляя их ходить – волочиться за своими делами – целые месяцы и годы.
Около стен Кремля и Китая скоро образуется новый большой посад со сплошным населением. Сначала он укрепляется земляным валом и называется Земляным городом, а в 1586–1593 гг. обносится также белокаменными стенами и называется Белым Царевым городом – царевым, может быть, потому, что в этих стенах население состояло по преимуществу из служилого и дворового сословий; или же потому, что здесь жило население свободное, собственно государево, в отличие от загородного, среди которого были целые деревни и слободы крепостные, принадлежавшие боярам и духовенству. В то же время и вокруг Царева города устраиваются сплошные посады из упомянутых деревень и новых слобод. Для защиты и безопасности этих посадов и особенно в страхе от нового нашествия крымского хана срублены в 1591–1592 гг. стены деревянные с башнями и воротами весьма красивыми, стоившие, по словам Маскевича, многих трудов и времени. Все пространство, которое было обнесено такими стенами, называлось Скородомом, может быть, по мелкости здешних домов, собственно изб, и скорости, с какою они ставились после пожаров и других опустошений, ибо такие избы продавались всегда готовые, срубами, в лесных рядах. Вероятно также, что настоящее прозвание Скородома могло быть Скородум в значении стен, скоро выстроенных (вокруг всего города в один год) или скоро задуманных к постройке, как это и случилось по поводу нашествия в 1591 г. крымского хана. На некоторых иностранных планах Москвы XVII столетия он прямо и обозначается: