Тучи мрачные нависли, солнце унесли,
Мой любимый, мой желанный – на краю земли.
Мотыльков игривых пары радостно летят,
Но глаза мои с тоскою счастье их следят.
Нет любимого, вздыхаю дни я напролет,
Красота моя увянет, старость подойдет…
А вокруг меня веселье, пьяное, как хмель.
К вечеру цветы поникнут, смолкнет птичья трель.
Грустен полог одинокий, бесконечна ночь,
Догорает мой светильник, мрак разбить невмочь.
Позабыв былые игры, обезлюдел сад,
Погляжу – одни качели в пустоте висят.
Ах вы брови, мои брови, – вы еще черны,
Но глаза полны печали, горьких слез полны.
Молчаливо, тихим шагом я наверх всхожу
И брожу, брожу по башне, долго вдаль гляжу.
Мчится время – не удержишь пряжи тонкой нить,
Воды быстрые уплыли – их не возвратить.
Далеко мой милый – встречи уж не чаю дня…
С каждым часом ближе старость. Что-то ждет меня?!
Закончив чтение, Хань Сы-хоу коснулся экрана и сказал:
– Теперь я не сомневаюсь, что жена действительно попала в плен и…
Он еще не договорил, как Ян Сы-вэнь вдруг воскликнул:
– Невестка!
Хань Сы-хоу обернулся и увидел женщину. Ее шея была повязана шелковым шарфом. Ян Сы-вэнь вгляделся в ее лицо и убедился, что это в самом деле его невестка, которую он встретил в «Циньской башне». Тут и старушка подтвердила:
– Госпожа пришла.
Все были поражены и поспешили сойти вниз, навстречу пришедшей. Однако она завернула за угол и, миновав левую галерею, исчезла в дверях. Братья очень испугались, но старушка сказала:
– Раз уж она пришла, мы можем войти в зал и посмотреть.
С этими словами она подвела братьев к дверям. Они были затворены; надпись на таблице гласила: «Усыпальница госпожи Ханьго». Старуха толкнула двери, и когда все трое вошли и осмотрелись, то увидели, что в зале стоит жертвенник, а на нем еще табличка с надписью: «Место умершей госпожи Ханьго». Сбоку висела картина, изображавшая Чжэн И-нян; еще одна надпись извещала: «Место служанки Чжэн И-нян». Перед картиной стоял жертвенный столик, покрытый толстым слоем пыли. Ни лицом, ни платьем изображение нисколько не отличалось от того видения, которое явилось Ян Сы-вэню в новогоднюю ночь. У Ханя градом полились слезы.
– Шкатулка с прахом госпожи Чжэн находится под жертвенником, – сказала старуха. – Госпожа Чжэн часто говорила об этом и даже давала мне посмотреть. Такая черная полированная шкатулка с двумя металлическими ободками. Бывало, только заговорит об этом госпожа Чжэн – тут же заплачет: «Я пожертвовала жизнью ради того, чтобы сохранить верность мужу, и не раскаиваюсь».
Когда Хань услышал это, он сказал:
– Очень прошу вас, уважаемая бабушка, помогите мне вынуть кирпич. Я хочу взять эту шкатулку с собой и похоронить в Цзиньлине. А вас я хорошо отблагодарю.
– Ну что ж, ладно, – сказала старушка.
Втроем они без труда отодвинули жертвенный столик, вынули кирпич, но вытащить шкатулку, как ни старались, как ни силились, не могли. Чем больше они усердствовали, тем дальше, казалось им, были от цели. Наконец Ян Сы-вэнь сказал:
– Оставьте, не трогайте! Ты должен понять, брат, что невестка перешла в иной мир, и если мы хотим взять ее останки, надо сперва исполнить должные обряды. Приготовь все необходимое для жертвоприношения. Напишем поминальную грамоту. Тогда можно будет стронуть с места останки.
– Ты совершенно прав, – сказал на это Хань Сы-хоу.
Они снова перелезли через стену и все втроем вернулись в дом старухи. Слугу по имени Чжан Цзинь отправили за вином, сушеным мясом, фруктами и благовонными свечами для жертвоприношения, а сами сели писать грамоту.
Дождавшись, пока стемнеет, братья в сопровождении старухи и слуги, захватив все нужное для жертвоприношения, двинулись обратно. Снова перелезли через стену, вошли в усыпальницу госпожи Ханьго и приступили к делу. К третьей страже благовонные свечи уже почти догорели, блюда и винные чаши были пусты; когда же звезды переместились по небосклону, они трижды оросили землю вином. После этого Хань Сы-хоу перед жертвенным столиком прочитал поминальную грамоту. Когда он кончил читать, слезы полились градом у него из глаз. Потом он сжег поминальную грамоту и бумажные деньги. И тут внезапно налетел ветер. Свечи то вспыхивали, то едва не гасли. Огонь в фонаре, казалось, вот-вот потухнет. От страха все облились холодным потом. Когда же ветер затих, послышался плач, и, едва только свечи разгорелись вновь, все увидели женщину, стоявшую прямо перед ними. Лицо ее было нежно, как цветок, а стан словно выточен из нефрита. На шее был повязан шелковый шарф. Она подошла, ступая крошечными ножками и прикрываясь рукавом.
– Всяческого вам счастья, деверь! – сказала она.
Когда обряд приветствий закончился, Хань протянул руки к жене и заплакал. Госпожа Чжэн дождалась, пока он успокоится, и, обращаясь к нему, сказала:
– Теперь вам ясно, что произошло в Сюйи. В этом году, в Праздник фонарей, я повстречалась с деверем в харчевне «Циньская башня», но высказать все до конца не смогла… Если бы тогда, когда случилось это несчастье, я захотела остаться в живых, я бы опозорила вас, дорогой муж. Но, к счастью, я сохранила добродетель нетронутой и чиста перед вами, как нефрит. А вы бросили мою одинокую душу, как горчичное зерно. Сейчас нас разделяют жизнь и смерть, и я сохраню досаду навеки.
Договорив, она заплакала. Старушка принялась ее уговаривать:
– Не надо плакать! Лучше подумайте о том, как перенести ваши останки.
Чжэн перестала плакать и села. Остальные придвинули к ней питье и еду. Чжэн чуть пригубила.
– Когда мы встретились на Празднике фонарей в харчевне, – заговорил Ян Сы-вэнь, – вы, невестка, были среди домочадцев госпожи Ханьго. За ее повозкой следовало много людей. Кто это были – люди или духи?
– В годы «Тайпин», – отвечала Чжэн, – еще можно было разобрать, кто люди, а кто духи. В нынешний же век все смешалось. Те, кто сопровождал повозку, были не люди.
– Моя мудрая супруга, – сказал Хань, – раз ты погибла, сохраняя супружескую верность, я больше не должен жениться до конца жизни, дабы воздать тебе за твою добродетель. Я хотел бы взять твой прах и увезти в Цзиньлин. Позволишь ли ты это сделать?
Жена возразила:
– Выслушайте, что я хочу вам сказать в присутствии почтенной бабушки и деверя. Сейчас, дорогой муж, вы вспомнили о моей одинокой душе, и я, конечно, хочу отправиться в Цзиньлин вместе с вами. Но тогда вам придется постоянно меня навещать – ведь чувства не чужды и тем, кто расстался с этой жизнью! А