Ну а теперь – убийство! - Джон Диксон Карр. Страница 43

class="p1">– Ну а теперь – убийство. Ему выпал отличный шанс. Возьми он и просто убей Тилли Парсонс, это могло бы повлечь за собой всякие осложнения. Очень серьезные осложнения. Если бы кто-нибудь вздумал тщательно поискать мотивы для ее убийства, прошлое выплыло бы из небытия и повернулось к Джо своим звериным оскалом. Ну а если бы Тилли Парсонс умерла, а все бы решили, что на ее месте должна была быть Моника Стэнтон? Комар носа не подточит! Все бы причитали, какая, мол, досадная ошибка, и сбились бы с ног в поисках того, у кого был мотив для покушения на мисс Стэнтон. Ну а Джо находился бы вне всяких подозрений. Вот он и нагнетал обстановку вокруг Моники Стэнтон, подбрасывая липовые доказательства, что ее жизнь в опасности. Боже, чего он только не предпринимал: и анонимные письма писал, и за окном кричал, довольно неплохо подражая голосу Тилли, и в окно выстрелил в тот вечер, когда Билл Картрайт чуть его не поймал. Конечно, он не собирался вас убивать. – Мерривейл посмотрел на Монику. – Наоборот, если бы по его оплошности это случилось, весь его план полетел бы в тартарары. А он ведь и правда чуть не застрелил вас, потому что Картрайт, оттолкнув от окна, подставил вас прямо под пулю.

– Значит, отрицательный герой снова я? – не без желчи произнес Билл.

– В глазах Гагерна таковым вы и были, сынок, – мрачно заверил его Г. М. – Три недели вы сидели у него на хвосте. Три недели вы практически не давали ему возможности действовать. И с этим надо было что-то делать. Поэтому Гагерн, полный решимости довести начатое до конца, выложил своего козырного туза. Он задумал убедить меня – меня – вызвать вас в министерство и со слезами на глазах умолять вас оставить его в покое. Вот оно как! Вы можете хоть на минуту представить себе, чтобы я, не зная, что он на самом деле собой представляет, сообщил бы первому встречному имя своего агента? – Г. М. скептически покачал головой. – Если мои люди не способны решать свои проблемы без моей помощи, от них нет пользы ни мне, ни кому бы то ни было другому… В общем, он сидел у меня в кабинете, вешая нам лапшу на уши. Каждое его слово звучало так же фальшиво, как звон свинцового шиллинга. Он был чересчур исполнен самомнения и чуть переигрывал. Он ломал комедию, чтобы бросить тень подозрения на Тилли Парсонс. Не слишком густую тень, заметьте. Он не стал давать руку на отсечение, что женщина на студии «Пайнхэм» не Тилли Парсонс, – это ведь можно было проверить. Он признался, что бывал в Голливуде, на случай если этот факт вдруг всплывет. Идеальным было бы для него возложить на Тилли Парсонс ответственность за угрозы в адрес Моники Стэнтон… а потом Тилли Парсонс сыграла бы в ящик, то ли совершив самоубийство, то ли пав жертвой просчета злоумышленника. К концу нашей беседы в министерстве я не на шутку обеспокоился. Было ясно как божий день, что вот-вот произойдет непоправимое. Все случилось даже раньше, чем я думал, – по вполне понятной причине. Но я не знал, как это произойдет. – Г. М. подался вперед. – Вы догадались, как он провернул этот трюк с отравленной сигаретой, верно?

3

Присутствующие заговорили в один голос. Общий гул перекрыл возглас Хэкетта:

– Разрази меня гром, если я это знаю! Гагерн был единственным из нас, кто не мог этого сделать. Он был единственным, кто не мог подбросить отравленную сигарету в шкатулку.

– Но видите ли, сынок, – терпеливо проговорил Г. М., – никакой отравленной сигареты в шкатулке и не было.

– Что?

– Я говорю, никакой отравленной сигареты в шкатулке и не было.

– Но…

– Ну подумайте сами, – сказал Г. М. – Вы, – обратился он к Монике, – купили пятьдесят сигарет и положили их в пустую шкатулку. Никто не выкурил ни одной из них, пока вы, – тут он перевел взгляд на Тилли, – не угостились сигареткой примерно в семь тридцать. Правильно?

– Да.

– Да. Но если бы кто-то тайком подсунул отравленную сигарету в шкатулку, там была бы пятьдесят одна сигарета. Разве нет? То есть после того, как вы взяли бы одну сигарету из набора, их там осталось бы пятьдесят. Так ведь? Да. Но когда мы их пересчитали, их оказалось сорок девять. Это значит, моя непонятливая, что вы взяли из шкатулки самую обыкновенную, совершенно безобидную сигарету марки «Плэйерз». А еще это значит, что кто-то ловко подменил ее на отравленную, после того как вы вернулись в свой кабинет.

– Что за чушь! – взвизгнула Тилли.

Будучи настроенной крайне решительно, она подняла руку.

– Послушайте, старый мореход, – сказала Тилли. – Я не стану спорить с вами по поводу всего остального, но тут уж позвольте. Помилуйте, ведь жертва я! Мне ли не знать? Сигарета с отравой была именно та, которую я взяла из шкатулки в соседнем кабинете.

– Нет, не та, моя девочка.

– Но я ведь ее курила, эту чертову сигарету! Вы что же, утверждаете, что ее подменили, пока я ее курила?

– Разумеется.

– Да что вы несете?

Г. М. хмыкнул и с прискорбным видом оглядел свои пальцы. Потом он посмотрел на Тилли:

– Вы пьете много кофе, не правда ли?

– Правда.

– Целый день кипятите воду? Напрочь забываете о ней, пока пар не повалит, как из гейзера?

– Да.

– А что вы тогда делаете?

– Ну что, – сказала Тилли, – иду в гардеробную и выключаю конфорку. Кладу сигарету на край напольной пепельницы, выхожу в гардеробную и… – Тилли осеклась. Ее глаза расширились и остекленели. – Господи Исусе! – прошептала она.

Г. М. кивнул.

– Вы оставляете сигарету на краю пепельницы, – согласился он. – Я слышал, что у вас есть такая привычка. Как мне сказали, об этом знали все. И вот хитроумный Джо Гагерн, который уже успел стащить бóльшую часть ваших «честерфилдов», когда вы провожали Хэкетта и Фиска до наружной двери, просто вошел в кабинет со стороны коридора. У него в руке была другая зажженная сигарета. В этом и весь фокус – одна зажженная сигарета ничем не отличается от другой. Он подменил сигарету и вышел. Из соседнего кабинета его не видели, поскольку смежная дверь – как обычно – была закрыта. А вы его не слышали, потому что кирпичный пол покрыт линолеумом. Вы вернулись и, увидев зажженную сигарету, естественно, ничего не заподозрили. Прелесть этого замысла состоит в том, что сама жертва уверена, будто это та самая сигарета, которой ее угостили в соседнем кабинете.

Казалось, Тилли загипнотизировали.

Затем она снова вскинула руку, выражая несогласие.

– Тут все зависит от того, – не отступала она, – когда я выйду из кабинета в гардеробную. Верно?

– Верно.

– А откуда ему было знать, – настаивала Тилли, – что вода закипит именно тогда, когда я вернусь в кабинет с сигаретой?

– Чтобы вода закипела в нужный момент, – ответил Г. М., – Гагерну нужно было просто протянуть руку через окошко над конфоркой и прибавить газу. – Г. М. обвел всех свирепым взглядом. – Я надеюсь, друзья мои, вы не забыли, что в стене гардеробной, прямо над газовой конфоркой, имеется окошко, выходящее в коридор, которое когда-то использовали для подачи еды. – Он посмотрел на Монику, которая помнила это очень живо. – Это окошко сыграло ключевую роль в замысле Джо Гагерна. Оно являлось его постом наблюдения и прослушивания. Через это окошко ему было слышно каждое слово своей жертвы и он мог отслеживать все ее действия.

Наступила тишина, которую нарушил Билл Картрайт, выругавшийся так смачно, что Монике даже пришлось на него цыкнуть.

– Конечно, – продолжал Г. М. с сонным видом, – Джо планировал свое преступление много дней, если не недель. Он таскал эту сигарету в кармане, ожидая своего часа. В среду днем Джо с Биллом Картрайтом вышли из моего кабинета в половине пятого – это мы установили. Впоследствии нам удалось вычислить его передвижения. Он попрощался с Картрайтом, сказав, что едет на встречу с женой. Но ни на какую встречу он не поехал – он оставил ей записку в клубе «Эксельсиор» и направился прямиком сюда. Не то чтобы он решил действовать в тот же вечер. Он собирался побродить вокруг да около и понаблюдать, не подвернется ли удобный случай. А потом был вынужден действовать без отлагательств. Почему? Потому что, как всегда рыская и вынюхивая, он узнал, что Тилли дописывает последнюю