– Белладонной, – сказал Билл.
– Белладонной. Судя по выражению вашего лица, эта прекрасная идея тоже вас занимала?
Билл поморщился: ему повсюду мерещилось лицо Тилли.
– Я сделал некоторые заметки по поводу белладонны, не отрицаю. Но отравленная сигарета являлась лишь одной из задумок. Записи лежали у меня в столе. Но ведь всякий раз, когда вы замышляете написать рассказ, вам и в голову не приходит, что кто-нибудь… – Он осекся. Объясняться было затруднительно, сродни тому как сражаться с воздухом. – Кроме того, убийце было не обязательно вдохновляться моей задумкой. Это не мое изобретение – такое уже случалось в реальной жизни. Одна из жертв в деле Моулда двадцать третьего года была убита с помощью сигары, смоченной белладонной.
– Не кипятитесь, сынок. Просто расскажите мне, как все было. Погодите-ка!
Превозмогая болезненные ощущения, Г. М. протянул руку и коснулся переключателя на коммутаторе.
– Эта штуковина была включена, – тихо проговорил он. – А теперь она выключена. Я снова ее включу. И знайте: все, что вы здесь скажете, будет услышано заинтересованными лицами в соседнем кабинете. Так что говорите четко и ясно. Готовы?
– Прошу вас! – воскликнула Моника. – Прежде чем вы продолжите, вам следует узнать одну вещь. Я могу сказать вам, в какой момент сигарета могла оказаться в этой шкатулке.
Впервые увидев Г. М., она сильно удивилась. Моника ожидала, что он будет выглядеть как угодно, но не так. Тем не менее в его внешности было что-то весьма примечательное.
Между тем ее заявление произвело на присутствующих эффект электрического разряда. Г. М. снова протянул руку к коммутатору, однако, обменявшись взглядами с Мастерсом, оставил все как есть. Зная, что ее слова слышны людям в соседнем помещении, Моника только укрепилась в своей решимости.
Она рассказала все в мельчайших подробностях, включая получение третьего анонимного письма и объяснения по этому поводу со стороны Тилли. Но прежде чем она завершила рассказ, Г. М. прервал ее. Взгляды, которыми он обменивался с Мастерсом, становились все заинтересованнее.
– Постойте-ка, – велел он, потирая подбородок. – Правильно ли я понял, что вы приобрели пачку с пятьюдесятью сигаретами в табачной лавке на станции Марлибон прямо перед тем, как сесть в поезд?
– Да.
Главный инспектор Мастерс присвистнул через сжатые зубы.
– И это, – заключил он, – исключает всякую возможность того, что отравленная сигарета была в числе тех пятидесяти. То есть, сэр, никто бы не стал запихивать отравленную сигарету в пачку на железнодорожной станции в надежде, что мисс Стэнтон будет проходить мимо и купит ее.
– Помолчи-ка, Мастерс, – сказал Г. М., кладя свои пухлые руки на колени и наклоняя вперед корпус. – Итак, вы положили пачку с пятьюдесятью сигаретами в сумочку?
– Да.
– И вы не выпускали эту сумочку из рук с того момента, как сунули в нее сигареты, и до того, как выложили их в красную кожаную шкатулку?
– Нет, не выпускала. – За это Моника могла поручиться. – Даже когда по возвращении я зашла в кабинет Тилли на пару минут, я держала сумочку при себе.
Г. М. обратился к ней с просительным выражением лица:
– А теперь, ради всего святого, напрягите память. До того как вы положили сигареты в кожаную шкатулку, она была пуста?
– Да.
– Вы уверены в этом? Там не могло заваляться какой-нибудь сигаретки?
– Я абсолютно уверена, что шкатулка была пуста. Я даже перевернула ее вверх дном, чтобы вытрясти из нее табачные крошки.
– И после того как вы высыпали сигареты в шкатулку, вы вообще не покидали своего кабинета?
– Ни разу.
Мастерс, покосившись на нее своими блекло-голубыми глазами, пожевал нижнюю губу.
– Похоже, – обратился он к Г. М., – наш преступник действует в открытую. Нервы у него крепкие. Он подбросил отравленную сигарету в шкатулку прямо на глазах у этой молодой леди. Теперь все должно быть просто… Мисс, кто находился в кабинете с того момента, как вы переложили сигареты в шкатулку, и до тех пор, пока мисс Парсонс не угостилась отравленной сигаретой?
Моника закрыла глаза:
– Так, там находилась сама Тилли, конечно…
– Кто еще? – вопросил Г. М.
– Еще Билл. Но он этого не делал. И вообще… – Она осеклась.
– Вообще – что?
– Пожалуйста, не обращайте внимания! Мы обсуждали личные вопросы. Мы…
Билл решительно подался вперед, дернул за переключатель, остановив передачу звука, и закончил предложение за Монику.
– Мы обнимались и целовались, – выдал он. – И в этом нет ничего предосудительного. Я просил ее выйти за меня замуж.
– Не просили!
– А если попрошу, выйдете?
– Да.
– Ну и прекрасно, – сказал Билл и снова передвинул переключатель.
Вообще-то, он ожидал, что Г. М. выйдет из себя от этой новости, но тот лишь с подозрением смотрел на Монику. Как бы то ни было, из всех изощренных форм пыток, что он мог замыслить для тех, кто слушал их разговор в соседнем кабинете, это внезапное отключение с последующим включением было, вероятно, самой действенной.
– Итак, – продолжил Г. М., – исключая этого молодого человека, кто еще там находился?
– Смотритель по фамилии О’Брайен. Но к столу он ни разу не подходил. Он все время сидел на кушетке.
– Ага. Продолжайте.
– В кабинет также заходили мисс Флёр, мистер Хэкетт и мистер Фиск.
– Вот оно как? То есть это мог сделать кто-то из них троих?
Вся сцена вновь разворачивалась перед глазами у Моники, будто в цветном кино; казалось, она может даже в любой момент остановить пленку, чтобы тщательнее рассмотреть детали. Вернулись лица. Вернулись голоса, и жесты, и интонации.
– Нет! – выпалила она.
– Что значит «нет»?
– Среди них был один человек, который точно не мог этого сделать.
– И кто же? – спросил Г. М., неспешно протянув руку к коммутатору, и отключил связь.
– Мистер Хэкетт. Я помню все его действия. Он подошел и встал передо мной… И все время находился не дальше чем в ярде от меня.
Г. М. вновь обменялся взглядами с главным инспектором.
– А двое других?
– Мисс Флёр пробыла в кабинете дольше. Она подходила к столу, и я помню, что она клала руку на шкатулку. – И тут Моника осознала всю абсурдность ситуации: она не засмеялась, а скорее хихикнула при мысли, что гламурная мисс Флёр может быть отравительницей. – Но я не видела, чтобы она открывала шкатулку, – добавила Моника.
– Так… А что насчет режиссера?
Моника пожала плечами:
– Он посидел на краю стола пару минут. Я не обратила внимания на то, что он делал, разве что заметила, как он вертел в руках нож для разрезания бумаги.
– К шкатулке он приближался?
– По крайней мере, он мог до нее дотянуться.
– Значит… – (раздался металлический лязг, когда Г. М. снова нажал на переключатель, чтобы возобновить передачу звука в смежный кабинет), – значит, этот человек мог с наибольшей вероятностью подбросить сигарету в шкатулку?
У Моники разболелась голова: резкое звяканье переключателя начало действовать ей на нервы.
– Я… я не знаю. Это кажется невероятным. Да и вообще, подозревать кого угодно кажется невероятным. Я не знаю.
– Больше никто в тот промежуток времени не входил в кабинет?
– Никто.
– И никто не мог бы в него тайком проскользнуть?
– О боже, нет!
– Ну а теперь касательно этих анонимок. Вы их сохранили?
– Да. Первых двух у меня с собой нет, а третья сейчас лежит в моем столе в Старом здании.
– Тилли Парсонс отрицала, что написала их. Так?
– Да.
– А вы думаете, что она их все-таки написала?
Переключатель снова звякнул.
– Я не знаю, – беспомощно ответила Моника. – Если Тилли их и написала, – она бросила взгляд на Билла, – думаю, что у нее были на то веские причины. Я не хочу, чтобы Тилли умерла. Вам нужно сделать все, чтобы она не умерла…
Тут в разговор вступил главный инспектор Мастерс. Пощипывая себя за нижнюю губу, он мерил шагами кабинет и в сомнении качал головой.
– Простите, сэр, – вмешался он, – но вы уверены, что ход ваших мыслей правильный? Я вот чисто интуитивно предположил бы, что случай с этой Парсонс тянет на самоубийство. Пусть мистер Картрайт расскажет вам, что она говорила и делала и как вела себя все это