Обидный намек, нестерпимый при постороннем человеке, Лучка проглотил молча, отвернулся к окну. На заборе, словно старуха в черной шали, сидела ворона, и ветер перебирал перья ее короткого хвоста.
– Я не согласен с вами, Стефан Иванович, – сказал агроном. – Яблоки не прихоть. Хорошо, когда калач на столе, но еще лучше, если и к калачу что-то есть.
– Пусть не прихоть. Да разве вырастет что-нибудь такое! Мороз как трахнет, так одни сопли от яблочков останутся.
– Ну почему же… Я некоторое время жил в Красноярске. Климат там вряд ли мягче, чем здесь, но яблоки вызревают.
– Это правда? – обрадовался Лучка. – Это точно, что растут?..
– Да. Есть там один человек, занимается садоводством лет двадцать пять. Не знаю, жив ли он сейчас. Уже тогда, лет шесть тому назад, он был стареньким.
– Пойдемте ко мне, Анатолий Сергеевич, поговорим обо всем неспешно! Пойдемте! – заволновался Лучка. – Я же все знать хочу про это!
Агроном вопросительно посмотрел на Белозерова.
– Смотрите сами… – буркнул Белозеров, видно было: не хочет отпустить агронома.
И Лучка, умягчая его, сказал:
– Ты тоже иди с нами. Вечер на носу…
Конечно, Лучка приглашал Стефана Ивановича против своей воли. Не даст Белозеров поговорить с человеком, потянет разговор совсем в другую сторону. Лучше бы он отказался, черт лупоглазый! Так нет, собрался. Ну не досада ли! Когда подошли к воротам дома, за стеклом окна промелькнуло испуганное лицо тещи, выглянула и скрылась за косяком Елена. «Дикари и дуры ошалелые!» – со злостью подумал Лучка. Помня, на что способна его Елена прекрасная, как только зашел в дом и усадил гостей, поманил ее пальцем в сени.
– Если ты мне устроишь ту же штуку, что с Батохой, – угроблю. Этот мужик хотя и не семейский, принимай его, будто он твой брат родной! Поняла?
– Ну?
– Да не нукай и не ходи дождевой тучей. Вся моя жизнь от этого человека в полной зависимости. Поняла?
– А кто он?
– Агроном.
– Это как понимать – большой начальник?
– Тебе это понять не по силам. Тут маловато. – Лучка постучал пальцем по лбу жены. – Смотри, Елена!
– А чем угощать – самогонкой или городским вином? Есть у меня в запасе.
– Зажилила от меня? Давай… Ну, все.
– Лука, а Лука… – Елена снизила голос до шепота. – К нам Ферапонт пришел.
– Какой Ферапонт?
– Ну, уставщик. Из тюрьмы его выпустили по немощности.
– Где он?
– Да за печкой сидит. Увидели вас и от греха подальше затолкали, бедного.
– Тьфу! Гони его к едреной матери! Сейчас же гони!
– Ты что, бог с тобой! Он же маме моей родня, он же уставщик наш. Ты что говоришь-то?
– Гони! К чертовой бабушке его. Вся твоя родня и так у меня в печенке сидит.
– Сдурел, Лука… Куда же его погонишь, когда люди в избе?
– И верно. Ну, скажи ему, пусть там не шебаршит! Ни звука чтобы!
Немалых усилий стоило Луке скрыть от гостей свою досаду и злость на глупых баб, на Ферапонта, который, будто на вред, пришел ни раньше, ни позже, как раз в такое время, когда и духу его тут быть не должно. Попробуй, поговори душевно, если знаешь, что в четырех шагах, в закутке, как таракан в щели, сидит духовный пастырь и оттопыренными ушами каждое слово ловит. А тут еще Стефан Иванович задурейство свое на вид выставляет. Взял бутылку с водкой, поколупал бумажную наклейку ногтем, дернул губы в усмешке:
– С запасцем живешь. Уберег…
Такая уж натура у этого человека. Теряет всякую разумность, когда что-нибудь напоминает ему о былой силе крепышей. Пить он отказался. В желудке, мол, что-то не того… Но Лучка знал: Белозеров просто не хочет, и это задело больше, чем все его подковырки.
– Ты что куражишься? Брезгуешь? За каким же хреном шел сюда?
– Я не пить шел.
– Тебя никто и не напаивает. Уважая гостей, мы стол собрали. Но и ты, будь добр, уважь хозяев. Так у нас исстари ведется, Стефан Иванович.
– На Руси обычай такой: гость плохой, коль не хмельной! – засмеялся агроном, поднял стакан с водкой. – Конечно, мы выпьем. Но сразу условие – по первой и последней.
Глядя на него, выпил и Белозеров. Пить он не умел. Глаза выпучил, будто кол проглотил, Лучка даже пожалел его. Пошутил:
– Вот бы яблоко-то где пришлось впору. А, Стефан Иваныч?
– Не знаю. Пробовать не приходилось.
– Хорошая, брат, штука! Особливо моченое… А красота какая, когда сады в цвету. Деревья белые-белые, будто в мыльной пене. Не видел ты всего этого, Стефан Иваныч, оттого и меня за рукав держишь. А ты поверь мне… Жизнь положу, но своего добьюсь. Вот Анатолий Сергеевич меня своей наукой подопрет.
– Сады, к сожалению, не моя специальность. Когда-то я, правда, немножко увлекался и этим. Тоже мечтал о садах в Сибири. Но сейчас не до них. Кочую из сельсовета в сельсовет. Надо внедрять культуру в земледелье. Это очень важно сейчас. И знаете, о чем я думаю, Стефан Иваныч? Назначьте вы Луку Федоровича инспектором по качеству.
– Это кто такой – инспектор? – спросил Лучка.
– Вы будете следить за качеством работы. Где как вспахать землю, на какую глубину, как засеять – ваша забота.
– А и верно! – обрадовался Белозеров. – Как раз твое дело, Лука Федорович. Уж ты нигде огреха не оставишь, никому не дашь плугом поверху буруздить.
– А как же сады?
– Сады? – Агроном запустил пальцы в мягкие свои кудри. – Мы сделаем так. Я напишу в Красноярск, попрошу, чтобы выслали саженцы. Посадите их дома, будете ухаживать, наблюдать. Потом… потом увидим, что делать дальше.
– Во, это дело! – одобрил Белозеров. – А то ты клонишь вроде бы к тому, чтобы тебя посадить на эти самые яблони, как наседку на яйца, и ждать, что высидишь. А в колхозе каждая пара рук на учете, дел по ноздри.
Проводив гостей, Лучка постоял на улице. Небо было затянуто серой наволочью, в ней, как светляки в тумане, меркли редкие звезды. Домой идти не хотелось. Там этот Ферапонт – прошлое, которое живет и дает о себе знать.
Ферапонт встретил его умильной улыбкой, будто рад-радешенек был этой встрече. Тюрьма пошла ему не на пользу. Щеки, когда-то румяные, пышные, как праздничные мякушки, опали, посерели, борода лохматилась, словно шерсть на линяющем медведе.
– Ну что, еще будешь свергать советскую власть? – не без злорадства засмеялся Лучка.
– Прости