— Но каким образом вы оказались студентом Афинского университета? Ведь ваши корни — в России?
— Мои родители, действительно, родом из России. Мама — русская, из Ставрополья, а папа — из Бессарабии, это в Молдавии, но можно сказать, что он был обрусевший молдаванин. Отец лучше говорил на русском языке с русскими, чем с румынами по-румынски. Он был царским офицером, кажется, поручиком или подпоручиком. Когда Белая армия отступала, мой отец был ранен в обе ноги выше колена, а затем эвакуирован в Грецию. Там я и родился. Мне было легко учиться и в греческой школе, и в университете, потому что у меня с детства было два родных языка: русский и греческий.
— Ну, а что было после вашей первой встречи с отцом Софронием? Когда вы вновь встретились?
— Вскоре после нашего знакомства отец Софроний вернулся обратно на Святую Гору, а на следующий, 1947 год, вновь приехал в Афины. Он собирался во Францию, чтобы издать книгу «Старец Силуан» на русском языке. Наверно, Бог вложил ему мысль остановиться у нас в доме, прежде чем уехать в Париж. И пока отец Софроний ждал оформления документов, необходимых для поездки во Францию, он помогал мне писать иконы. Именно тогда отец Софроний предложил мне поехать с ним, чтобы я мог попытаться поступить в Свято-Сергиевский богословский институт. Я, конечно, очень хотел отправиться туда на учебу. В то время в Свято-Сергиевском институте можно было возрасти и духовно, и интеллектуально. Всем русским беженцам было хорошо известно, что выпускники института — интеллигентные и благочестивые люди. Конечно же, я согласился. Мои родители лично знали ректора института, покойного ныне епископа Кассиана (Безобразова), а также профессора отца Георгия Флоровского и, может быть поэтому, решились отпустить меня, хотя я был единственным сыном в семье. Отец Софроний уехал в Париж летом 1947 года и передал ректору мое прошение. Мне же удалось приехать только зимой — долго пришлось ожидать визу, потому что я не был греческим подданным. Мои родители, как и многие другие русские беженцы, имели так называемые на́нсеновские паспорта, а с этими паспортами было трудно попасть в другую страну. Несколько месяцев я ждал разрешения на выезд во Францию. Но несмотря ни на что, богословское образование в результате было мною получено.
Почему отец Софроний покинул Афон
— Могли бы вы, отче, рассказать что-нибудь о жизни отца Софрония на Афоне? — попросили мы продолжить свой рассказ отца Иринея. Старец снова закрыл глаза, подняв вверх голову. Он что-то вспоминал, а может быть, снова переживал события своей молодости, как бы перелистывая год за годом листы книги, где вписаны ушедшие в вечность жизни людей, которых давно уже нет с нами.
— После смерти своего старца, — продолжал свой рассказ отец Ириней, — ныне уже прославленного преподобного Силуана, отец Софроний, тогда еще иеродиакон, получил благословение игумена и духовника Свято-Пантелеимоновской обители на отшельничество в пустынных скалах Карули. Там, кстати, до сих пор еще сохранилась его маленькая келья. В ней он и прожил, если не ошибаюсь, два года — с 1939 по 1941. Сейчас там один серб живет. А в начале 1941 года ему предложили стать священником и духовником греческого монастыря Святого Павла. Это был первый случай, когда греки пригласили русского в качестве духовника! В феврале 41-го он был возведен в иеромонахи, а на следующий год по особому чину отец Софроний был поставлен духовником для окормления братии. Есть такой специальный краткий чин с особой молитвой, который совершается епископом для поставления духовника.
Итак, в 1941 году отец Софроний перешел в обитель Святого Павла. Впоследствии, уже будучи духовником, он решил поселиться в уединении и около трех лет прожил в пещерке-каливе Святой Троицы высоко над морем, недалеко от Свято-Павловского монастыря по направлению к Новому скиту. Оттуда он приходил в монастырь для исповеди монахов, а иногда братья ходили на откровение помыслов к нему в каливу Святой Троицы. Он был большой подвижник, постник и молитвенник, но слабенький здоровьем. Во время зимних дождей его пещерку сильно заливало. Случалось, что из воды выступало только его каменное ложе, а все остальное оказывалось под водой. Прожив в таких условиях несколько лет, отец Софроний нажил себе туберкулез. Впоследствии, уже во Франции, он перенес операцию по поводу язвы желудка. Представляете? У него от желудка осталась только одна четвертая часть! И что интересно: при всех этих страшных болезнях он дожил до 97 лет! Кажется, невероятно! Но в этом был особый промысл Божий.
Шла вторая мировая война. Во время немецкой оккупации, в 1941 году, Священный Кинот Святой Горы направил Адольфу Гитлеру письмо с просьбой сохранить монастыри от разрушения. Это общеизвестный факт, который упоминает даже в своем путеводителе по Афону г-н Панаётис Цацанидис. Вскоре на Афон прибыла группа немецких офицеров. Для того чтобы вести с ними переговоры, нужен был монах, знающий немецкий язык, а на Афоне в то время грамотных монахов было очень мало. Но отец Софроний знал несколько европейских языков. Его-то и попросили сопровождать офицеров, чтобы убедить их в необходимости сохранения Святой Горы от разрушения. Своей образованностью, воспитанием и скромностью отец Софроний так поразил немцев, что рапорт, который они подали в ставку Гитлера после посещения Афона, был самым благожелательным. Ответ ставки также был положительным. В результате ни один из монастырей Афона во время оккупации не пострадал и не лишился своего самоуправления. Более того, немецкий гарнизон перекрыл доступ на Афон всем мирянам.
Хуже было во время гражданской войны 1946—1949 годов. Малограмотные и малодуховные монахи-националисты (а скорее всего те, кто стоял за ними) стали распространять слухи о сотрудничестве отца Софрония с немцами. При этом они несправедливо порочили его честное имя. Вот так обычно в жизни и бывает. Вместо благодарности за помощь в сохранении святынь Афона (по просьбе самих же святогорцев) его обвинили в грязном пособничестве оккупантам. Именно эта немилосердная травля и являлась главной, но мало