– Неплохо, – заинтересованно кивает Джина. – Так это романтическая комедия, да?
– Больше похоже на фильм ужасов, – саркастически отвечаю я.
– И как бы ты назвала свой фильм? – со смехом спрашивает Джина.
Я с улыбкой вспоминаю Спенсера и наш вечер на Бейнбридж-Айленде.
– «Неважные бывшие».
– Мне нравится! – восклицает она. – Пожалуй, я помогу тебе с агентом. С ними надо быть очень аккуратным.
– Спасибо. – Я отпиваю вина.
– Дерзай! – подбадривает меня Джина и берет в руки телефон. – О, это Грант. Ему нужна моя идентификационная карта, чтобы заказать на завтра машину напрокат. – Она снова меня обнимает. – И больше никаких слез, хорошо?
– Хорошо, – обещаю я.
– Дорогая, как бы ни было тяжело, ты прорвешься. Я точно говорю.
– Для начала мне бы прорваться через эту ночь, – с тяжким вздохом признаюсь я. – Честное слово, я бы сейчас любые деньги отдала за таблетку снотворного.
– У меня как раз с собой. – Джина открывает сумочку. – Я на дальние расстояния летаю только со снотворным. Глотаю таблетку и вырубаюсь. Дать тебе?
– Да, пожалуйста!
Она вручает мне маленькую белую таблетку, которую я тут же кладу на язык и запиваю глотком вина.
– Скоро заснешь. А утром все наладится.
Очень надеюсь.
– Ну что, увидимся завтра в бассейне? – подмигивает Джина.
– Да… завтра, – киваю я.
* * *
Я кладу сандалии на камень и зарываюсь босыми ногами в теплый песок. Подставляю лицо ветру, позволяя ему трепать мне волосы – да и черт с ними, с наращенными прядями. Снотворное начинает действовать: с каждым шагом мои веки тяжелеют. Замечаю впереди шезлонг и ложусь на него, прикрыв ноги чьим-то забытым полотенцем. На пляже никого – лишь я да усеянное звездами небо. Звезды составляют мне компанию, словно старые друзья, которые еще долго с тобой после ухода гостей, чтобы помочь навести порядок и положить тарелки в посудомойку.
– Пожалуйста, – дрожащими губами шепчу я и ставлю бокал в песок. – Я хочу домой. Пожалуйста, отпусти меня домой.
Глаза закрываются сами собой. Сон готов принять меня в свои объятия. Я зеваю и… погружаюсь в забытье.
Часть девятая
Глава 17
Что это за звук? Не соображу, откуда доносится пронзительный писк. Неужели из кровати? Откидываю одеяло и достаю предмет, похожий на… портативную рацию? Не знаю, что это за штука, но из нее раздается звук, от которого у меня мурашки по коже.
Смотрю влево: по центру широченной постели высится гора подушек – баррикада? – а за ней – мускулистая рука спящего мужчины.
Он поворачивается и спрашивает со стоном:
– Сколько времени?
Мужчина явно недоволен. Как будто его сон прервался исключительно из-за меня.
– Шесть тридцать две, – отвечаю я, глядя на будильник на своей тумбочке.
Откидываю волосы с лица и замечаю на безымянном пальце кольцо: золотое, с большим бриллиантом огранки «принцесса» в окружении множества бриллиантов поменьше.
Из-за подушек раздается:
– Можешь сейчас взять ее на себя, пожалуйста? У меня днем та самая важная встреча, помнишь?
Крик становится громче, и мое сердце колотится быстрее.
– М-м… хорошо, – соглашаюсь я.
Мужчина накрывает голову подушкой, видимо, не желая слышать шум… или меня? Я настолько обескуражена этим душераздирающим звуком, что даже не задумываюсь, кто я и с кем. Словно зомби, выбираюсь из кровати, выхожу из спальни и крадусь по коридору на звуки воя. Когда я оказываюсь возле третьей двери справа, звук достигает апогея. Медленно поворачиваю дверную ручку и с опаской заглядываю внутрь. Прямо перед мной в белой кроватке, схватившись за решетку, надрывно плачет маленькая девочка в розовой пижаме. Личико малышки обрамляют темные кудри. Как только она меня замечает, ее карие глазки загораются от радости, а плач переходит в восторженное гуление.
Я не могу пошевелиться, не могу издать ни звука. Я просто стою на пороге детской, ошарашенная открывшимся мне зрелищем. В Ирландии я была мачехой, а сегодня? Неужели это мой ребенок? Сама мысль о материнстве вызывает умиление и трепет, особенно после истории на ферме Натана. Тогда у меня остался лишь шрам на животе, а теперь передо мной дитя. Мое дитя?
Розовыми деревянными буквами на дальней стене выложено имя девочки: Сабрина.
– Сабрина? – как зачарованная, шепчу я.
У нее мой лоб и мой нос! Впервые в жизни я понимаю, что такое любовь с первого взгляда. Смахивая слезы с глаз, я подхожу к кроватке. Малышка взвизгивает от восторга и тянет ко мне ручки. И тут я застываю. В голову неожиданно приходит тревожная мысль: я же ничего не знаю о младенцах!
Сабрина кряхтит и показывает на пол, где лежит плюшевый мишка, который, очевидно, провалился сквозь прутья кроватки. Я вручаю его девочке, и она радуется еще громче. И что мне делать дальше? Может, Сабрина меня научит? Она машет ладошками и тянется ко мне, красноречиво показывая, что хочет на руки. Я делаю глубокий вдох и медленно, сосредоточенно склоняюсь над кроваткой, словно обезвреживаю готовую взорваться бомбу. Беру Сабрину под мышки и поднимаю вверх, удерживая на вытянутых руках перед собой. И тут я замечаю на ее пижамных штанишках мокрое пятно. О нет! Только не это! У Сабрины протек подгузник.
Она хихикает, а я оглядываюсь, раздумывая, что делать дальше. Возле окна замечаю пеленальный стол – по идее, это должен быть он – и стопку новых подгузников на полочке внизу. Что ж, попытка не пытка!
– Итак, Сабрина, – говорю я нарочито уверенным тоном, хотя в глубине души ужасно нервничаю. – Сейчас мы поменяем твой подгузник!
Я аккуратно кладу малышку на стол, но она тут же перекатывается на бок, потом на живот и начинает ползти, рискуя свалиться вниз.
– Нет-нет! Осторожно!
Сабрина хихикает и снова ползет к краю стола, словно это веселая игра. К счастью, я возвращаю ее на место и на