Начал Егорья водой топить,
Колесом вертеть:
Колесо в щепу все приломалося,
А Егорья-света не уязвило,
Не уязвило, не укровавило.
От того, собака, не пытаючи,
Начал он Егорья в котле варить:
Егорей-свет в котле стойком стоит,
Стойком стоит, сам стихи поет,
Стихи поет все херувимские;
Под котлом растет трава муравлена,
Растут цветочки лозоревы,
Он того, собака, не пытаючи,
Копал погреба глубокие,
Долины погреб двадцати сажен,
Ширины погреб тридцати сажен,
[В] глубину погреб сорока сажен.
Посадил Егорья-света с матерью
Во тот погреб во широкой.
Задергивал решетки железныя,
Желтым песком призасыпывал,
Серым каменьем призаваливал,
Муравой-травой замуравливал.
Он пошел, собака, похваляется:
«Не бывать-ска Егорью на святой Руси,
Не видать Егорью света белого,
Света белого, солнца красного».
По Егорьевой было по участи,
И по Божьей было по милости,
Стонка завевали ветры буйные
Из того из далеча чиста поля, —
Мураву-траву всю размуравило,
Серо каменье все приразвалело,
Желты пески все приразвеяло,
Решеточки все прираздергало.
Выходил Егорей на святую Русь,
Увидал Егорей света белого,
Света белого, солнца красного.
Стал просить благословения,
Благословения матушки родимыя
Поехать к Кудреяну-Кудреянищу
Изместить обиды все родительския.
Унимает его матушка родимая:
«Не поезжай — у Кудреяна-Кудреянища
Есть три заставы, три великия.
Первая застава великая —
Стоят леса темные,
Они засели до неба,
И стиглому и сбеглому проходу нет,
И удалому добру молодцу проезду нет.
А другая застава великая —
Стоят две горы высокия,
Разойдутся да вместе столкнутся,
Ни стиглому, ни сбеглому проходу нет,
Ни удалому молодцу проезду нет» —
«Ой же ты, матушка родимая!
Не Божьим все есть изволением, —
Все вражиим навождением!»
Поехал удалой доброй молодец,
Приехал к лесам темныем:
«Ой все вы, лесы, лесы темные!
Полноте-ко врагу веровать,
Веруйте-ко в Господа распятого,
Самого Егорья-света Храброго!»
Стали лесы по-старому,
Стали лесы по-прежнему.
Поехал Егорий-светы Храбрый,
Приехал к горам высоким:
«Полноте-ко, горы, врагу веровать,
Веруйте-ко в Господа распятого,
Самого Егорья-света Храброго!»
Стали горы по-старому,
Стали горы по-прежнему.
Проехал Егорей-светы Храбрый,
Приехал к реке огненной:
«Полно-ко, река, врагу веровать,
Веруй-ко в Господа распятого,
Самого Егорья-света Храброго!»
Стала река по-старому,
Стала река по-прежнему.
Колотят платье две девицы,
Две русския полоняночки:
«Ой же ты, удалой доброй молодец!
Есть еще у Кудреяна Кудреяныча,
Есть три заставы, три великия, —
Первая заставь — сидит над крыльцом птица, —
Унесет тебя в чисто поле,
Малым детям на съяденье.
Над крыльцом сидит змея лютая —
Ухватит тебя на хобот свой,
Унесет тебя в чисто поле,
Малым детям на съяденье.
В палатах у него есть меч-самосек,
Отсекет у тебя буйну голову!» —
«Все это не Божиим изволением,
Все вражиим навождением!»
Ох ты, птица, птица, лети в чисто поле,
Хватай поганых татаровей!
Ох ты, змея, змея лютая,
Лети, змея, в чисто поле,
Хватай поганых татаровей!
Ох ты, меч, меч-самосек,
Ссеки у Кудреяна-Кудреянища,
Ссеки буйну голову!»
30. О СВЯТОМ МЛАДЕНЦЕ КИРИКЕ, О МУЧЕНИИ, КАК ЕГО МУЧИТ ЦАРЬ, ОТЕЦ БЫВШИЙ ЕМУ, ПО ИХНОМУ МАГОМЕТАНСКОМУ ЗАКОНУ[70]
Во славном было в городе в Домостееве.
Жил-был неверный царь Максимиан,
У него была честная жена Улита,
Она веру веровала ко Господу.
Избежала из-под городу из Домостеева
Во тот во Евсеев город.
Неверный царь Максимиан,
Он посланников за нею посылывает,
За честною женою Улитою,
В тот во Евсеев город.
Еще взяли возвратили в Домостеев город
Ко неверному царю Максимиану.
Неверный царь Максимиан
Он честной жене обрадовался.
Вставал он на ноги на резвыя,
Еще стал ее допрашивати:
«Честная жена Улита,
Будешь ли ты в мою веру веровать?
Будешь ли моим идолом молитися?»
Честная жена Улита
Жалко вопиюще гласит:
«Неверный царь Максимиан!
Стала бы твою веру веровать
Стала бы твоим идолам молитися, —
Есть у меня святой младенец Кирик,
Трех лет без трех месяцев,
Токо он станет твою веру веровать,
Твоим идолам молитися!»
Неверный царь Максимиан
Посланников своих посылывает
За святым младенцем за Кириком.
Посланняки за ним походили,
Нашли его во городе Иерусалиме
У церквы у соборныя
У Петра у Павла —
Чтет он книгу апостольскую.
Еще взяли возвратили святого младенца Кирика
Во тот в Домостеев город
Ко царю ко неверному.
Неверный царь Максимиан
Святому младенцу Кирику обрадовался.
Вставал он на ноги на резвыя,
Стал он его допрашивати:
«Святый младенец Кирик,
Трех лет без трех месяцев!
Станешь ли мою веру веровать?
Будешь ли моим идолам молитися?
Твоя родимая мати
Хочет мою веру веровать,
Хочет моим идолам молитися».
Святый младенец Кирик
Жалко вопиюще гласит:
«Неверный царь Максимиан!
Все это ты меня омманываешь.
Когда станет моя родимая мати
Твою веру веровать,
Твоим идолам молитися?
Велика наша вера крещеная,
Велик наш христианский Бог!
Неверный царь Максимиан
Приходит к нему с уложением[71],
Стал его допрашивать:
«Святой младенец Кирик,
Станешь ли мою веру веровать?
Будешь ли моим идолам молитися?
Я сострою тебе светлую светлицу,
Дам тебе слугу верную,
Еще дам тебе злата-серебра
Еще дам тебе драгоценного самоцветного камени».
Святой младенец Кирик
Жалко вопиюще гласит:
«Неверный царь Максимиан!
Мне не надо с тебя светла светлица,
Мне не надо с тебя слуга верныя,
Мне не надо с тебя злата-серебра
Мне не надо с тебя самоцветного драгоценного камени.
Пропадешь ты на сем