Я уже начинал входить в раж, но тут рядом села Ана-Люсия.
– Судьи закончили, – сказала она.
Я поднялся с пола четвертого этажа, где сидел, переходя из комнаты в комнату каждый раз, когда туда приходили рабочие, чтобы заняться чем-нибудь полезным, и колени заныли от усталости и напряжения. Я немного потянулся, потом глубоко вдохнул, и в груди заболело, будто я наглотался дыма.
На дрожащих ногах я спустился на третий этаж и вернулся в спальню, где до этого смотрел слушание – за это время там появился встроенный шкаф и новые светильники, – и ощутил себя лососем, который долго плыл вверх по течению на нерест и наконец добрался, попутно потеряв плавник, глаз и большую часть чешуи.
Там я встретил Фыонг. Она выглядела не менее уставшей, да и все остальные тоже: забрызганные краской и штукатуркой волонтеры, все в саже, с масками, свисающими с уха или болтающимися под подбородком. Спертый воздух пах потом, дымом и краской. Надежда и непокорность, царившие здесь пару часов назад, уступили место усталости. Многих собравшихся я знал со школы, некоторых еще с начальной, и многие в свое время тусовались с Фыонг – я смотрел, как они катаются на скейтах, одеваются, борются за свои права, и для меня они были богами. Видеть их в таком состоянии удручало. Сил не осталось совсем. Сев рядом с Фыонг, я взял ее за руку.
– Живой, солнце? – спросила она.
– Просто устал, – ответил я, пытаясь улыбнуться. – Есть хочу. Злюсь. Глаза болят.
– Когда все закончится, неделю проваляюсь в кровати, а потом неделю на пляже.
– Можно с тобой?
– В кровать или на пляж?
– И туда тоже.
Она сжала мою ладонь, быстро поцеловала, а затем экран в передней части комнаты загорелся.
Появилось изображение: Констанция Мин в штабе демократических социалистов Америки – судя по всему, в Вашингтоне. Повсюду там висели экраны и исписанные маркерные доски, стол был завален стаканчиками из-под воды и кофе. Констанцию окружала группа активистов, среди которых я узнал пожилых политиков, но многие ребята были примерно моего возраста. Честно признаться, примерно так я и представлял себе их штаб-квартиру – она словно сошла с картинки, снятой в одной из студий, на которые развалились «Уорнер Брос».
– Постановление вынесли быстрее, чем мы ожидали. – Никаких приветствий, моментальный переход к делу. – И оно длиннющее – значит, некоторым не терпелось высказать свое мнение по этому делу, и они заранее приготовили много черновиков. Прежде чем углубиться в детали, сразу скажу главное: все запреты сняты. Указ вступает в силу незамедлительно.
Дальнейшие слова потонули в радостных воплях, отражающихся от голых стен и доносящихся из соседних комнат и с первых двух этажей.
Я тоже вопил, топал ногами и хлопал, но даже сквозь ликование тело устало ныло и требовало поскорее прилечь, и я осознал, что все это время держался благодаря одному только стрессу: слишком хотел узнать, чем же все кончится.
Речь тем временем продолжалась, толпа начала друг друга утихомиривать, шикать, а потом один из активистов моего возраста показал Констанции свой экран.
– Черт, простите, надо было дать вам порадоваться. Вы задумайтесь на минутку, что все это значит. Мы только что отразили одно из самых дорогостоящих, мощных и скоординированных нападений в истории «Нового Зеленого курса». Шкурой ради этого рисковали. Закон – штука такая: если люди в него не верят, никакой полиции не хватит переловить нарушителей. Получается, основным инструментом обеспечения общественного правопорядка являются не полицейские, а легитимность. Особенно это касается судей: они не просто так ходят в мантиях, балакают на латыни и блюдут церемонии. Таким образом они укрепляют свою легитимность, напоминают об уважении, которым пользуются в обществе.
А все потому, что не будет уважения – не будет и легитимности. Помните, как Увайни в течение первого срока просто игнорировала Верховный суд, то и дело подписывая самые популярные «зеленые» законопроекты, которые они отклоняли-отклоняли, а потом перестали? Ей с самого начала предлагали распустить суд, а она такая: нет, буду бить старых пердунов по больному – по легитимности. Буду принимать популярные в народе законы, а они пусть отменяют их сколько угодно, потому что с каждым разом меня будут все больше и больше воспринимать, как глас демократической воли, а их – как бесполезный пережиток прошлого, который можно не слушать.
И это сработало. А сегодня мы повторили ее подвиг. Точнее, вы повторили. Когда вы вышли на стройки, когда показали народу, что судьи мешают творить очевидное добро, вы поселили в их сердцах страх. Я считаю, что именно это в итоге послужило причиной такого решения. Это были хорошие новости.
Последовал глубокий вдох. Минута, чтобы промочить горло.
– Теперь к плохим новостям: обратную силу отмена запретов не имеет. Это значит, что всех нарушителей привлекут к гражданской ответственности – выпишут штраф, – а в некоторых случаях, например если вам приказали остановить стройку, а вы все равно продолжили, вам может грозить уголовное наказание. Три миллиона людей, которые сейчас меня смотрят, я обращаюсь к вам: открывайте кошельки. Я не собираю пожертвования – я прошу помочь людям, которым понадобится юридическая защита, потому что аресты грядут и нашим товарищам по всей стране нужны адвокаты. Ссылка на экране. Что делать, вы знаете.
Внезапная усталость навалилась на Констанцию, и я заметил круги под глазами, сутулые плечи, морщинки на лице.
– Народ, все только начинается. Я понимаю, что многие сейчас думают: «Когда же наступит конец этой борьбе?» Отвечу словами одной мудрой подруги, которые она сказала мне перед тем, как переквалифицироваться в болотную ведьму: в некоторых битвах сражаешься, чтобы выиграть. В некоторых – потому что если остановишься, то проиграешь. Не знаю уж почему, но есть люди, которые считают, что наш удел – прятать голову в песок или, что еще хуже, воевать друг с другом, а не с пожарами. Видимо, некоторым попросту нравится хаос, и я понимаю, какое это клише, но после стольких лет работы на правовом поле для меня это просто факт. Некоторым действительно попросту нравится хаос.
Вы боролись за правое дело, и кого-то из вас ждет за это тюрьма. Но я сомневаюсь, что сроки будут большими, и за каждого мы будем сражаться до последнего. Если вы сейчас в зоне пожаров, о полиции можно не беспокоиться, пока не очистится воздух, но вы уж, пожалуйста, не бегите – так защищать вас будет сложнее. От штрафов