— Как будто он не знает, — фыркнула Женя, тыча пучком перьев в мою сторону.
Я сделал самое невинное лицо, какое смог изобразить:
— Я вообще не в курсе, что это за куры. Ген — молодец, что притащил. Наверное, тяжёлые были? Пришлось на спине нести?
Шутка повисла в воздухе. Все трое уставились на меня с немым укором. Гена явно уже успел им всё рассказать — значит, доверяет. Что ж, и у меня теперь не было причин молчать.
— Ладно, я в цех, у меня смена, — махнул я рукой, швыряя сумку с конспектами в угол. — Ань, третье свидание! — добавил на прощание с вызывающей ухмылкой.
— Не факт, что случится! — «Рыжик» надула щёки, демонстративно обнимая Женю за плечи.
— Тогда в следующий раз у кого-нибудь в постели окажется мокрый мамонт. А на свидание буду завлекать по-пещерному — дубиной по голове. До вечера! — хлопнул я дверью.
Я уже спускался по скрипучей лестнице, когда сзади раздалось:
— Саш!
Я обернулся. Аня высунулась из двери, перепачканная перьями, но улыбающаяся:
— Я пошутила…
— Отлично! — моя улыбка стала вдруг искренней. — До ночера, Рыжик!
Радио в кухне, как эхо, донесло: «Человек — это звучит гордо!» — будто сам Горький подмигивал мне со своей вечной иронией.
Долго ли я так выдержу: тренировки, пары, цеха, личная жизнь? Ну, допустим, скоро летние каникулы, а тем временем тот же Сидоров слабее не становится.
И с этими мыслями я бежал на вторую работу. Но как бы я не спешил на завод первая проходная на его территорию с процедурами предъявления пропусков сожрало ценное время. А ведь еще нужно было пролететь двести метров до нужного корпуса. Где дверь цеха намотчиков встретила меня знакомым гулом трансформаторов и запахом нагретой изоляции — сладковатым, с горчинкой лака. На проходной, дежурный дядя Миша, как всегда, не поднимая глаз от кроссворда, буркнул:
— Медведев… Опоздал на семь минут. Вот всыплет тебе Вика Андреевна!
— Каюсь, дядь Миш, — бросил я, хватая с вешалки промасленный халат.
Цех жил своим ритмом: за стеной ровным тоном гудели станки, а тут везде сидели девушки и, склонившись, «шили», продевая тонкую нить, укладывая ряд к ряду медь. Моё рабочее место — стол №5 у окна, заваленный катушками медного провода и стопками стальных пластин. На стенке криво висела вырезка из «Техники молодёжи» с подписью: «Намотай — не зевай!» Это девушки надо мной подшутили, когда я засыпал первые смены.
— Медведев! Опоздун! Ещё раз — и вынесу тебя на обсуждение на собрании бригады, — заметила меня Виктория Андреевна. — Что думаешь, если в девчачьем цехе-то опаздывать, как девочки на свидание можешь?
— Я не думаю, Виктория Андреевна! — улыбнулся я. — Я вам доверяю, если надо — давайте обсудим, но мне и так стыдно, что опоздал. И прошу у всех сердечно меня простить!
Последнюю фразу я проговорил громко и для всех, чтобы все меня слышали, и в цехе раздались дружелюбные смешки.
— Матай давай, Хазанов, и давай без спешки. Не выполнишь план — останешься доматывать!
— Принято. Справедливо! — кивнул я, выдвигая устройство с лупой между собой и микротрансформатором, беря левой рукой иголку, а правой вставляя в неё медную нить по диаметру сечения не больше волоса.
Сегодня для меня чайной паузы не было. А вот девушки периодически уходили в уголок цеха с парящим серебристым чайником «Красный выборжец». В первую свою смену я всех изрядно насмешил, когда поднял его и посмотрел на дно с тремя пластиковыми ножками и тиснением на железе: «Ленинград 1968 год, 7 рублей, 2.5 литра». Тогда как название было написано на его пластиковой чёрной ручке, просто слегка стёрлось от постоянного использования.
Хотя пускай меня и не было на произвольном чаепитии, я слышал всё, что говорят девчата, и к моему удивлению, я из-за своей поездки в Курск пропустил выход на экраны второй части «Шерлока Холмса». Говорят, в общежитии нашего техникума в ленинской комнате был прямо аншлаг у чёрно-белого «Рекорда».
Так, за трудовой медитацией я доработал до конца смены, а когда все принялись собираться домой, показывая план по намотанным трансформаторам в продолговатых коробках с фамилией намотчика. Чем-то они напоминали мне лотки для одежды и обуви в аэропортах, только эти были фанерные. Бегло посчитав свои изделия, сдал свою коробку и я.
Вика Андреевна, высокая и худощавая, с короткой стрижкой и всегда в чистом и выглаженном халате, взяла один из них и, покрутив, строго на него посмотрела, словно слова осуждения уже были заготовлены в её голове. Но увы — сегодня я был идеален. Ну, почти во всём, кроме юмора, воровства куриц, опозданий и чертежей.
А если без шуток — то внутри меня словно горел тёплый огонёк: сегодня я исправил вредительство раннего Медведева, вернул в общежитии радио, и меня ждало третье свидание с Аней.
Глава 4
Забытая песня
Вернувшись в общагу ближе к ночи, я обнаружил приготовленную курицу с гречкой. За столом в 313-й комнате ребята уже поели и оставили мне порцию — она была ещё теплой, но разогревать на плите совсем не было сил. Вот оно, отсутствие микроволновых печей.
Самих ребят дома не было, зато на столе лежала записка:
«Саш, ушли гулять. Если что, остаток каши и курицы в холодильнике — в кастрюле с надписью „313“. Аня, если что, у себя».
По сути, есть два способа разогреть еду: пережарить её на сковородке или поставить тарелку на кастрюлю с водой и дождаться, пока та закипит. «Надо будет подкинуть идею Валере Плотникову про разогрев пищи микроволнами, — подумал я. — Хотя, скорее всего, какие-нибудь промышленные аналоги уже есть… Надо почитать об этом в „Радиотехнике и электронике“. Или спросить у самого Плотникова: не хочет ли он случайно изобрести микроволновую пушку — волновое оружие будущего? Ведь МРТ для белья он почти собрал».
Греча исчезала со скоростью света в компании куриных ножек, как вдруг я заметил рыжего таракана, ползущего по стене.
— Здрасте, добрый вечер!
А в будущем их как-то нет… То ли сотовые сети их извели, то ли те же микроволновки. То ли просто уровень гигиены стал выше. Что ж, запишем в список проблем! Благо, клопов нет — меня передёрнуло от одной мысли об этих тварях.
Абстрагировавшись от таракана, я доел, помыл тарелку и