Каморра - Юлия Владиславовна Евдокимова. Страница 23

class="p1">Молодой отец расплылся в улыбке и священник тут же оттаял, поняв, что все в порядке. Рудджеро небрежным жестом махнул – продолжайте, сел на переднюю скамью, которую ему тут же освободили.

– Я надеюсь, что вы вырастите ребенка добрым христианином, – продолжил падре с явным облегчением. – Это важная обязанность для вас, как родителей, для крестных, для ваших родных и друзей. Мы живем в неспокойное время, я надеюсь, что малыш будет расти под защитой… в любви и тепле душевном.

Рудджеро встал и так же не говоря никому ни слова вышел из храма.

Саша услышала шепот, приглушенные голоса со всех сторон:

– Отец малыша работает у О‘романо!

– Ребенку повезло, Сам пришел!

– Ангел!

– Ангел! – слышалось со всех сторон и Саше показалось, что это относилось совсем не к малышу.

Постепенно народ разошелся. Невысокий толстенький падре скрылся боковой дверью, девушка, изумленная увиденным, его упустила. Она встала и вышла из храма, остановилась на углу, думая, чем теперь заняться.

Из храма вышел падре с пакетом в руках, огляделся и быстро пошел в переулок. Саша припустила за ним, надеясь все же поговорить. Но падре так комично оглядывался и волновался, что она решила оставаться в стороне.

Минут десять они шли по улицам и переулкам, пока падре не нырнул в подъезд высокого серого дома с табличкой: женский приют.

Саша подождала. Падре вышел минут через пятнадцать и уже спокойно, не оглядываясь, отправился в обратный путь. Не волнуйся он так, девушка решила бы, что он навещает подопечных. Но поведение священника ее насторожило, и вот она уже входит в двери приюта.

– Могу я вам помочь? – молодая женщина в одежде сестры милосердия вышла ей навстречу.

– Я пришла к брату Паскуале.

– Но…

– Не волнуйтесь, я только что встретила падре Чиччо, он разрешил, я не из полиции.

Женщина стояла в нерешительности, но Саша полностью уверилась, что на правильном пути и поторопила ее:

– Это очень важно, я должна с ним поговорить, его вот-вот арестуют карабинеры.

Женщина жестом позвала ее за собой. В маленькой комнатке, куда помещались лишь кровать и стул, а на стене висело распятие, сидел молодой человек в монашеской одежде, подвязанной традиционной веревкой.

– Брат Паскуа, к тебе пришли, – женщина пропустила вперед Сашу.

Монах повернулся на голос:

– Кто вы, я вас знаю?

– Мы не знакомы, но нам нужно поговорить. Я подруга Бритты.

– Уходите, я вас не знаю!

– Карабинеры подозревают вас в убийстве. Они нашли нож, которым убили Бритту и окровавленный халат.

– Я не убивал ее! Я любил Бритту!

– Расскажите мне, что случилось той ночью.

– Я спал. Я услышал, как кто-то кричал. Я встал и выбежал в переулок, в пижаме и халате. С тех пор я не могу спать по ночам. Я согрешил. Но я не убивал.

– Как вы согрешили?

– Она умерла у меня на руках. Я не понял, что это она, пока она не назвала меня по имени. Я вытащил нож… Я не знал, что делать! И решил отнести ее туда, где она будет под защитой, я не мог бросить ее вот так.

– Вы отнесли ее в крипту? Как же вы смогли, ночью, почти слепой?

– Мне не важно, ночь или день. Я прекрасно ориентируюсь в церкви Чистилища.

– Отнесли, а дальше что?

– А дальше я усадил ее на скамью. Я отдал ее под защиту мертвых. И потерял сердечко.

– Какое сердечко?

– Она подарила мне. Маленькое, серебряное сердечко. Но я не смог его найти. Я только зажег свечи и ушел.

– Зачем вы отдали нож и халат своей бабушке?

– Я не отдавал их. Я испугался, что если их найдут, меня обвинят в убийстве. как я объясню, что на ноже мои отпечатки пальцев? Я пришел к бабушке и спрятал их у нее в доме.

– А дневник Бритты?

– Она попросила спрятать дневник еще раньше. Сказала, что пока он у нее, она уязвима.

– Почему?

– Я не спрашивал.

– Паскуале, идемте со мной. Я вместе с вами пойду к капитану Маркону. Он умный, он не обвинит вас в убийстве, которого вы не совершали. Я обещаю.

– Я не сдамся карабинерам, я не убивал!

– Но вам придется прятаться вечно, а это невозможно. Идемте со мной. И все это быстро закончится, вы вернетесь к прежней жизни.

– Она не будет прежней. – Монах в нерешительности встал.

– Почему вы не позвонили дяде? Он бы вас спрятал.

– Я не мог. Он бы не поверил. И не простил.

– Почему?

– Это не мой секрет. Но если я пойду к карабинерам… Мне негде это спрятать. Могу я доверить его вам? – Паскуале достал из-под подушки конверт и передал Саше.

– Что это?

– Фотографии. Их нельзя никому видеть.

– Хорошо. Я спрячу их у себя.

Флавио вытаращил глаза, когда его вызвали к стойке дежурного.

– Где ты его нашла?

– Погоди. Прежде, чем ты его заберешь, ты должен знать, что он не убивал Бритту.

– Пока я обязан его задержать.

– Я обещала, что ты разберешься, что ты умный.

– Ну-ну, – капитан отдал распоряжение и Паскуале увели.

Саша не стала рассказывать, что это падре Чиччо привел ее к молодому монаху. Они с Флавио договорились встретиться через час здесь же на станции, карабинер обещал рассказать. как пройдет допрос.

А пока она нашла тихий уголок, присела на ступени очередной церкви, огляделась и открыла конверт. В нем было несколько фотографий, снятых в разное время, судя по одежде и освещению. На всех фото – Бритта и седой мужчина в возрасте. Они улыбались, на одной даже обнялись на ступенях какого-то здания, ведущих к морю. Девушка задумалась, потом забила в поисковик имя: Дженнаро Палумбо. Сомнений не было, на фото в интернете и на фото в конверте был изображен один и тот же человек. Значит, Бритта все же была его любовницей, по тому, как они позировали, не сложно понять: у этих людей близкие отношения.

Отдать фото капитану? Но она пообещала юному монаху, что сохранит секрет Бритты. А еще она слишком хорошо представляла себя в этой ситуации… Вот так! Стоит ступить хоть пару шагов на темную сторону- и дальше все катится как снежный ком. Саша спрятала конверт в сумочку, пообещав себе, что передаст его Флавио, если карабинеры найдут серьезные улики против босса клана Палумбо. Ведь фото сами по себе не являются доказательством!

***

Саша ничего не сказала о конверте с фотографиями и Рудджеро. Они вообще не говорили о расследовании, о карабинерах, словно этой темы не существовало. И если ее по-прежнему охраняли (в чем она сомневалась),