И тут ему улыбнулась удача: он встретил Эмбер Мелвилл.
Сначала он не понял, кто это. Он так отчаялся из-за очередного потраченного впустую вечера в клубе «Дё», что посчитал ее обычной, пялившейся на него симпатичной девушкой. И только когда попал к ней в дом, до него дошло, что на нее стоит потратить не одну ночь.
Его менеджер пищал от восторга.
– Офигеть! Эмбер Мелвилл! Какой классный пиар-ход!
Под восторженным руководством Бретта Джонни превратился в само очарование, взял у нее номер телефона и исступленно названивал Эмбер, пока она была в Лондоне. Когда она вернулась, он заказал кабинку в ресторане «Фред 62» с гарантией, что их сфотографируют. На следующий день их фотографии, на которых они строили глазки за молочным коктейлем, разлетелись по всем журналам, пишущим о знаменитостях, с подзаголовком: «Эмбер и Джонни, встречаются ли они?» Его несколько покоробило, что ее имя стояло первым, но ничего, он переживет. В конце концов, такого внимания он не получал несколько месяцев.
Их пиар-машины приступили к работе с обычными протестами, что они «просто друзья». Они словно бросили вызов хищной прессе: попробуйте доказать обратное. Всем репортерам в городе сообщили анонимные данные, и однажды рано утром Джонни сфотографировали выходящим из дома Эмбер в той же одежде, в которой он был накануне вечером у «Тедди». В тот же день они сделали совместное заявление, сообщив, что теперь они вместе, но просят папарацци оставить их в покое. И тут же от фотографов не стало отбоя.
Дела у Джонни пошли лучше. На него снова обратили внимание газеты. И встречи с Эмбер обузой не были: она была роскошной и забавной. Компании грамзаписи вновь появились на горизонте. Подписание договора было лишь вопросом времени. Потом он, черт возьми, сможет делать, что хочет и с кем хочет. Сейчас нужно избежать голода и свести концы с концами. А это значит: снизить затраты и сделать вид, что ничего не происходит.
Когда через несколько часов вернулась Эмбер, он все еще загорал у бассейна. Сбросив одежду, она плюхнулась в соседний шезлонг, обнаженная, если не считать крошечных розовых трусиков, и начала рассказывать, как прошел день: Рич опять ее отругал. По мнению Джонни, чем скорее этот лузер исчезнет с горизонта, тем лучше. Он пропускал ее болтовню мимо ушей, пока она наконец не заткнулась.
– А ты? – Она перекатилась на спину и прикрыла глаза рукой. – Чем занимался ты?
Опершись на локоть, он окинул взглядом ее девчоночью грудь и длинные красивые ноги и, решив, что пока ему хватит и этого, накрыл ладонью плоский живот.
– Видишь ли, детка, пока тебя не было, я тут пораскинул мозгами.
– М-м?
Это было скорее мурлыканье, а не слово. Он усмехнулся, еще не задав вопроса и заранее зная, каким будет ответ.
– Почему бы мне не переехать к тебе?
Глава сорок третья
Кейтлин решила прислушаться к советам Люсьена по поводу эскизов.
– Расслабься, – сказал он ей в тот вечер в Хокстоне. – Перестань беспокоиться. Вдохновение придет, когда меньше всего ждешь.
Ей не хотелось делать перерыв, ведь она и так сильно отстала от плана, но раз больше ничего не помогало, нужно было попробовать и это.
Выходные вместо поездки в Олдрингем, как планировала, она провела, глядя на Лондон глазами туриста. Она прошла от Национальной галереи до Музея Виктории и Альберта, а потом к лондонскому Тауэру. Осматривала достопримечательности, пытаясь вновь почувствовать сердце города.
В понедельник утром она позвонила Джесс.
– Сегодня не приду, – предупредила она.
– Ой, ничего серьезного?
Помощница модельера заметно обеспокоилась. Кейтлин, на самом деле, решила, что день без укоризненных взглядов команды модельеров откроет путь вдохновению.
Одевшись потеплее и прихватив альбом, она пошла в Гайд-парк. И там, усевшись на скамейку у озера Серпентайн, сумела добиться того, чего не ощущала давным-давно, – рисовала, забыв обо всем. Раньше в офисе «Мелвилла» она старалась думать о новой юбке или новом платье. Теперь она зарисовывала впечатление, чувство, настроение, не сосредоточиваясь именно на одежде, не беспокоясь, подойдет ли это для коллекции. Она рисовала, получая удовольствие от созидания.
И только позже, ночью, вернувшись на Итон-сквер, она поняла, насколько рисунки хороши. Было в них что-то… новое, то, чего она давно не замечала. Лондон был силен – силен прошлым. Это был Лондон маскарадов, лихих разбойников с большой дороги, грабивших щеголеватых дворян и их пышногрудых жен, город с толчеей на улицах и женщинами легкого поведения, Нелл Гуин[52] и развратом при дворе Карла Второго. Речь шла не об эскизах одежды, а о полной картине, жизненных сценах. Но на заднем плане одежда присутствовала, как в грандиозном костюмированном спектакле.
Кейтлин почувствовала первый прилив откровения.
Вернувшись в «Мелвилл», она собрала команду модельеров и, примостившись на раскройном столе, наблюдала, как они вытягивают стулья. На нее смотрели разочарованные измученные лица.
– Последние несколько месяцев дались нам нелегко, – начала она.
Кое-кто понимающе кивнул. Ходили слухи о сокращении штатов. Они думали, что она собрала их по этому поводу.
Кейтлин спрыгнула со стола и, подбоченясь, встала перед ними.
– Что ж, сегодня с этим покончено, – твердо заявила она. – Чтобы одежда «Мелвилла» имела успех, нужно обновить бренд. И вот как мы это сделаем.
Теперь все взгляды устремились к ней. Люди выпрямились, убрали изо рта жвачку, потянулись за бумагой и ручками, пока она излагала мысли. Кейтлин напомнила, что в период расцвета «Мелвилл» считался брендом киноактрис и богатых путешественников. Она полагала, что необходимо вновь обратиться к элите. Таким образом она смешает прошлое с настоящим и создаст чувственный утонченный стиль, дорогой и броский.
Кейтлин выразила идею в одном предложении.
– Когда эти модели выйдут на подиум, я хочу, чтобы в их облике сочетались черты куртизанки эпохи Реставрации и современной суперкинозвезды.
Модельеры заговорили одновременно.
Начало было самым легким. Теперь из зародившейся идеи нужно было вырастить полную коллекцию, от одежды до обуви, сумочек и других аксессуаров. Она еще никогда в жизни не чувствовала себя одновременно истощенной и бодрой. Помощников у нее было мало, она оставалась одна, изобретая все в одиночку. Но, может, оно и к лучшему. На себя, по крайней мере, можно было надеяться.
Она сосредоточилась на изначальных рисунках, отдавая предпочтение тем, что намекали на обольщение. Отталкиваясь от идеи женщины-вамп из высшего общества и отрицательной героини исторических романов и фильмов, Кейтлин использовала ее как трамплин и переносила образ в гардероб современной обольстительницы.
Кейтлин искала вдохновение во всем: вновь и вновь пересматривая старые фильмы, пытаясь уловить настроение, нужное для показа моделей. Ей особенно запали в душу экранизации «Французова ручья» Дафны Дюморье и «Навеки Эмбер» Кэтлин Уинзор. Роскошные, богатые костюмы питали воображение. Она буквально влюбилась в изумрудно-зеленую бархатную накидку с капюшоном и превратила ее в просторную куртку до бедер, отороченную искусственным соболем. Наряд из золотистой ткани стал милым коктейльным платьем с глубоким открытым вырезом, с приспущенными плечами и в то же время с пышной юбкой до колена, которая колыхалась, как пачка балерины.
– Я хочу внести корсеты, – объявила она поздно вечером в пятницу команде модельеров, которые уже привыкли к ее импульсивной манере. – Настоящее кружево, корсеты с косточками, которые дают идеальную фигуру песочных часов.
В те выходные она попросила помощников посмотреть на Маргарет Локвуд в фильме «Злая леди» – об аристократке, которая развеивает скуку светской жизни, став разбойницей. Придя в понедельник на работу, модельеры обнаружили эскизы черного кожаного платья без бретелек с юбкой-карандашом и кружевным лифом. Все сразу поняли, как возникла идея.
На следующем заседании совета директоров Кейтлин просто раздала последние эскизы, и в зале воцарилась неловкая тишина. Особых надежд на нее не возлагали. Она не стала рассказывать о новых эскизах, решив: пусть работа говорит сама за себя. Кейтлин внимательно наблюдала за директорами, чтобы понять их