– Сотрите немедленно! Она не имела права подписывать! Это нее ее!
– Согласно завещанию – ее. Все законно.
Фернанда побагровела. В ее маленьких злобных глазках, нацеленных на меня, сверкало обещание стереть в порошок. У меня аж мурашки по спине побежали. С нее ведь станется – отравит или в реке утопит. А дорогие братья так и вовсе живьем закопают и не поморщатся.
– Могу я сразу свое завещание составить? – по-деловому поинтересовалась я.
– Это ваше право.
– Тогда записывайте. Завещаю все своим детям. Если на момент моей кончины таких не будет, то пусть Алмазные водопады перейдут во владение… детского приюта.
На пергаменте проявились зачарованный буквы, и я поставила еще одну подпись, закрепляя свое решение. Теперь даже если мачеха или ее отпрыски решат от меня избавиться – не видать им ни алмазов, ни водопадов.
Фернанда тоже это поняла:
– Мерзавка! Что творишь? – вскочила она на ноги. Да так проворно, что лавка вместе с папенькой завалилась набок. – По миру нас пустить надумала?!
– Ну зачем вы так, матушка? У вас два дома, участок и антикварные стульчики, – ласково произнесла я, – с голоду точно не помрете.
На этом оглашение завещания дорогой тетушки Эммы завершилось, а я вот так получила шанс на новую жизнь, а заодно стала обладательницей внезапного наследства в виде таинственных Алмазных водопадов.
Глава 2
– А ты пешком! – грубо оттолкнула меня Фернанда, когда я попыталась забраться в телегу следом за остальными. – Мест нет!
Мест было полно! Но не для Мари.
– До деревни далеко.
– Ничего, дойдешь, – фыркнула мачеха и приказала вознице: – трогай.
Телега, запряженная двумя гнедыми, дернулась, и с натужным скрипом тронулась с места. Братья от меня отвернулись, Таша показала язык, а папенька сделал вид, что его очень интересуют мозоли на собственных ладонях. Помощи от него можно было не ждать. Когда Фернанда злилась – а сейчас она очень злилась, – он старался притвориться ветошью и не привлекать к себе внимания.
– Ну и ладно, – пробухтела я глядя, как телега удалялась, заметно накренившись в ту сторону, где сидела Фернанда, – прогуляюсь.
Лучше уж самой, на своих двоих, чем с этой семейкой. Тем более мне было о чем подумать.
Всю дорогу я копалась в воспоминаниях Мари. Интересного мало – в основном, незаслуженно обидное, от сводных братьев сестер и мачехи. Бедная девчонка, это же надо было так ее заморить, чтобы ничего хорошего в памяти не осталось! Жалко ее стало. Славная она была, добрая. Не то что я… мерзавка такая, посмела обобрать бедняжек.
Прогулка до деревни заняла несколько часов, но я получила от нее ни с чем не сравнимое удовольствие. Словами невозможно передать, какое это счастье, когда шагаешь на своих двоих, здоровая, бодрая. Нигде ничего не болит, и над головой не занесен дамоклов меч. А кругом природа, птицы поют, шмели жужжат!
Увы, моя счастливая физиономия не понравилась мачехе.
– Еще улыбаться смеешь? – завизжала она, едва я перешагнула порог. – Воровка! – Схватив за шкирку, она потащила меня в чулан. Швырнула в него, как щенка, дверь захлопнула и, звякнув щеколдой, зло прошипела: – Ужина не получишь!
Она неоднократно наказывала так бедную Мари, и если бы не жители деревни, которые знали о существовании девушки, и вовсе бы сгноила ее в душном чулане.
Свет пробивался только через щели в двери, но постепенно глаза привыкли, и я смогла рассмотреть скудную обстановку. В одном углу грязные грабли и лопаты, в другом мешки, набитые старым шмотьем. На них я и расположилась. Вполне себе удобно, если не обращать внимания на пыль, от которой слезились глаза и свербело в носу.
Чулан находился как раз напротив кухни, и вскоре до меня донеслись аппетитные ароматы и стук ложек по тарелкам. Сквозь узкую щель я могла видеть, как семейство ужинало, жадно уплетая тушеную картошку с мясом.
В животе жалобно заурчало, а потом накатила страшная усталость. Я на минуточку прикрыла глаза и тут же провалилась в сон. Снилось мне море, бескрайние леса и свежий ветер, приносящий брызги водопада. Потом и сами водопады увидела. Они так сияли на солнце, что и правда казались алмазными. А еще мне чудились переливчатые голоса, которые манили сладким шепотом:
– Иди к нам. Иди. Мы ждем тебя.
Я бы и рада отправиться в путешествие, да кто бы меня отпустил. Во сне стенки чулана начали двигаться навстречу друг другу, сжимая пространство. Оно сначала превратилось в узкий лаз, потом в собачью конуру, а затем… в больничную койку. Я снова была прикована к аппаратам, и мерзкий писк отмерял секунды моей жизни. Так страшно стало, что я проснулась, едва не свалившись с мешка на грубый дощатый пол. Быстро проверила себя, пощипала для верности и только после этого успокоилась – все на месте: и мое новое тело, и чулан.
Снаружи было уже темно. Я тихо поднялась, приложила ухо к двери и прислушалась. В доме стояла тишина – все спали, а значит пришло время Мари. Был у нее один секретик…
Я нащупала справа на стене небольшой крючок и намотанную на него ниточку. Размотала ее и, аккуратно перехватываясь пальцами, потянула. Послышался едва различимый щелчок, и щеколда на двери открылась. Бесшумно отворив дверь, я вышла в коридор. Дом был погружен во тьму и тишину, поэтому на цыпочках, стараясь не скрипеть половицами, я отправилась на поиски еды. С аппетитом у молодого тела все было в порядке. В животе сердито урчало, и пить хотелось. Я пробралась на кухню, достала из ящика хлеб, из подпола моток колбасы да кругляш сыра. Сделала себе внушительный бутерброд и запила его яблочным квасом, который Фернанда хранила в больших бутылях под окном. Стало лучше.
И только я насытилась, только расслабилась, как за спиной раздалось хриплое:
– А ну брось!
Я бросила остаток бутерброда на пол и подняла руки кверху:
– Сдаюсь.
Тишина… а потом как захрапело… С опаской оглянувшись, я поняла, что та груда барахла, которая валялась на топчане в углу кухни, – это папенька. Фернанда снова напоила его до потери пульса и выставила из спальни.
– Да чтоб тебя! Такой бутерброд испортила!
Я подобрала остатки и выкинула их в окно, чтобы замести следы преступления. Папане сунула под голову свернутую кофту, а сама отправилась в тот закуток, который был камерой… то есть комнатой Мари.
Обстановка там царила убогая: стояла узкая кровать от стены до стены, шкаф без дверец да стул. Окно имелось, но без штор. Поэтому луна нагло светила внутрь. Я пощупала тонкий слежавшийся матрац,