– Что ж, эта часть – правда, – объявила я. – Сегодня заседание «Ворчливых наседок». Я надеялась совершить вылазку в стиле плаща и кинжала. Ну вы понимаете, вытянуть из приходских леди что-нибудь о майоре Грейли. Мне пригодились бы ваши таланты.
Я увидела, как ее глаза вспыхнули – и тут же погасли.
– Вы хотите вытянуть что-то из меня, вот в чем дело.
Она произнесла это с легкой улыбкой, показывая, что не хочет обидеть меня и не держит зла.
Единственный мужчина, который допускается на встречу «Ворчливых наседок», – это викарий, да и то лишь на десять минут, чтобы выпить чаю из чашки «Споуд», украшенной ангелочками и клубничками, извиниться и сбежать. Как только он удаляется, леди бросаются в бой, и нет преград их злоязычию. Богатая пища для маленького собирателя информации с ушками на макушке и тонким слухом вроде моего.
– Нет… нет… обещаю, миссис М., никаких вопросов. Вот вам крест.
Я изобразила несколько магических пассов и поцеловала свои большие пальцы.
– Ну ладно, – согласилась она. – Но чтобы без фокусов.
Когда мы шли по дороге в деревню, солнце снова появилось на небе, хотя к востоку дождь продолжал хлестать косыми струями по холмам – однажды это описали как «росчерки графитовым карандашом».
– Я беспокоюсь из-за юной Ундины, – внезапно сказала миссис Мюллет.
– В чем дело? – спросила я.
– Слоняется с кем попало. Ее нужно взять под контроль.
Миссис Мюллет никогда не была многословна.
– Кто? – поинтересовалась я и сразу же пожалела о своих словах.
– Вы, например, – сказала она. – Ей нужна старшая сестра, типа того.
– Ну, у нее есть Даффи, – неубедительно сказала я.
– Мисс Дафна уезжает в Оксфорд. Она уже подала документы. Викарий замолвил за нее словечко.
– Что?!
– Это правда, – сказала миссис Мюллет. – Она будет изучать английскую литературу и преподавать где-то в шикарном месте, говорит она.
Я не верила своим ушам. Почему меня не проинформировали? Почему моя сестра не сказала об этом в первую очередь мне?
– В конце концов, она может и не поехать, – продолжила миссис Мюллет. – Она сказала: «Есть три причины. Моя религия, моя страсть к формальному образованию и то, что я сестра Флавии де Люс». Уверена, она шутит, но так она сказала, милочка.
Даффи? Шутит? Когда выдавали чувство юмора, моя сестра стояла в самом конце очереди, уткнув нос в «Потерянный рай».
Я была на грани того, чтобы плюнуть на землю, когда на меня снизошло осознание: последние слова – это комплимент. Признание Даффи, что она живет в моей тени, должно было заставить меня светиться от гордости – и это почти случилось.
Миссис Мюллет медленно и безмолвно повернула ко мне лицо, словно гигантская черепаха.
– Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Даффи и я – мы все еще здесь. В наших жилах течет одна и та же кровь.
– Кровь не имеет значения. Вы должны позаботиться об Ундине.
Ее слова причиняли боль, потому что это правда. Как я уже сказала, я люблю Ундину, но толку от этого мало. Моя любовь отстраненная и почти мифическая: как у дочери короля в волшебной сказке.
Миссис Мюллет продолжила:
– Ей нужен человек, который научит ее чистить зубы, мыть руки и так далее. Ей нужен кто-то, кто устроит ее в гильдию девочек-скаутов, научит разводить костер и не свистеть в церкви.
– Кажется, она очень привязана к Карлу Пендраке, – заметила я.
– Пф-ф-ф! Он же американец, – фыркнула она.
– В этом нет ничего плохого. Американцы на нашей стороне, особенно те, которые из Литкота. Они скорее соседи.
– Но он мужчина, – сказала она, и с этим не поспоришь. – Я делала все, что могла, водила ее в кино в Хинли. Думала, ей понравятся фильмы с Джином Артери или Роем Рочестером. Научат отличать хорошее от плохого. В кино по цвету шляпы и коня сразу понятно, кто плохой, а кто хороший. Хорошие в белом, плохие в черном.
– Никогда не забуду это, миссис М. Она вернулась домой, насвистывая сквозь зубы «Мою глиняную гасиенду». И это продолжалось неделями. Все время. Днем и ночью. С ума сойти.
– Вот о чем я и твержу, – сказала она.
– Я поговорю с Карлом, – пообещала я. – Напомню ему, что Ундина – очень впечатлительное дитя. Попрошу думать о том, что он вкладывает ей в голову.
С минуту мы шли молча. На изгороди прыгала вверх-вниз пара малиновок, словно играя в подобие змей и лестниц. Если они настолько смелые, почему я нет?
– Миссис М., – сказала я, – почему у меня такое чувство, будто вы что-то скрываете от меня?
Кажется или она побледнела?
Она остановилась и сделала вид, будто рассматривает камень, застрявший в подошве туфли.
– Насчет чего?
– Насчет коттеджа «Мунфлауэр». Насчет смерти майора Грейли.
Мне показалось или она вздохнула с огромным облегчением?
– А, – сказала она.
Мы молча шли еще минуту. Я хранила тишину, позволяя ей собраться с мыслями.
Потом она заговорила.
– Могу и рассказать. Я знала Томми Грейли с пеленок, – сказала она. – Мы с ним гуляли, когда я была совсем юной.
Ощущение было такое, будто она сорвала с себя маску, и под ней обнаружился незнакомец. Кто же она такая? Я всегда воспринимала миссис М. как не более чем еще один кухонный агрегат. Как я ошибалась, как сильно я ошибалась! И как я глупа.
Должно быть, у меня отвисла челюсть.
– Это правда. Он покупал мне гардению и карамельную палочку «Блэкпул Рок». Оркестр играл «Землю Надежды и Славы». Те дни миновали.
Я кивнула, как болванчик. Не хочу разрушать чары.
– Потом я время от времени читала о нем в газетах. То, что он делал, это большая работа. Я прекрасно знала, что он палач. Как-то раз я подумала, вспоминал ли он обо мне хоть раз, когда вешал жен-отравительниц. О! Я не должна была это говорить.
– Все в порядке, миссис М., – сказала я, прикоснувшись к ее руке. – У меня те же мысли. Это завораживает. Продолжайте.
– Когда он ушел в отставку и переехал в Бишоп-Лейси, я как-то раз столкнулась с ним в лавке мясника. Он сразу же узнал меня. Назвал по имени: «Привет, Мэг», – сказал он. Он единственный, кто называл меня Мэг. Даже Альф всегда называет Маргарет. «Рад тебя видеть», – сказал он. Назвал меня старым именем, конечно, не по фамилии мужа, потому что он же не знал, да? Мы поболтали о былых временах, а потом сказал, что недавно купил коттедж «Мунфлауэр» и ищет помощницу по хозяйству. Я ответила ему, что теперь, после