Таким образом, это майяское судно, приводимое в движение веслами, должно было вмещать, по меньшей мере, до 40 человек. поскольку, помимо 25 мужчин, очевидцы упоминают еще какое-то количество женщин и детей, сидевших под навесом из пальмовых листьев.
На первый взгляд, долбленая лодка таких огромных размеров и вмещающая так много людей, кажется почти невероятной. Однако есть и другие испанские источники, подтверждающие это сообщение. Официальный летописец Овьедо-и-Вальдес, говоря об индейцах Вест-Индии (Большие и Малые Антильские острова), отмечает, что они имели долбленые лодки на 40 и даже на 50 человек, «длинные и также широкие, что между гребцами поперек лодки можно было положить еще целый бочонок». Поскольку в контексте слова «гребцы» и «лучники» употребляются как синонимы, видимо, здесь идет речь о военной ладье араваков или карибов, часто совершавших опустошительные набеги и на жителей соседних островов, и на восточное побережье Центральной Америки. Овьедо подчеркивает, что такие лодки изготовлялись из одного древесного ствола с помощью огня и долота, и ходили они как на веслах, так и под парусами.
Изображение на фреске из Храма Ягуаров, Чичен-Ица: селение майя на берегу моря и плывущие ладьи с пальтекскими воинами
Конкистадор Берналь Диас дель Кастильо — очевидец и участник завоевания ацтеков и майя — описывает лодки-каноэ индейцев как долбленки, вмещающие до 40–50 человек. 4 марта 1517 года, стоя на борту одной из каравелл эскадры Франсиско Эрнандеса де Кордовы — первооткрывателя Юкатана, Диас увидел впечатляющую картину — огромный каменный город на берегу и флотилию больших лодок, спешащих к кораблям чужеземцев. «И мы увидели, — вспоминает он, — десять крупных лодок, называемых пирогами, набитых жителями этого города, которые спешили к нам и на веслах и на парусах. Эти пироги выглядят наподобие корыта. Они весьма велики и выдалбливаются из одного огромного дерева. Многие из них вмешают до 40 индейцев».
Хуан Диас — капеллан экспедиции Грихальвы (1518 г.) определил на глаз, что флотилия боевых лодок майя-чонталь, встреченная испанцами у побережья Табаско в устье р. Грихальва, состояла из 100 судов, вмещавших до 3000 воинов. И если святой отец не преувеличивает, то некоторые из этих лодок должны были иметь значительные размеры и экипаж из 30–40 человек.
Есть все основания предполагать, что индейцы Мексики и Центральной Америки использовали в ряде случаев на своих судах нашивной борт. Такие лодки использовались, например, ацтеками против конкистадоров во время осады Теночтитлана. Их до сих пор строят индейцы майя, живущие вокруг озера Атитлан в горной Гватемале. Были подобные лодки и у обитателей Ямайки и Пуэрто-Рико в момент открытия этих островов европейцами. Нашивные борта делались во всех упомянутых случаях либо на плоских дощечках, либо из тростника, обильно промазанного смолой.
До сих пор существует широко распространенное мнение о том, что парус не был известен в Америке до прихода европейцев.
Однако о парусной лодке майя, привезшей на остров Косумель пленника — испанца Херонимо де Агиляра, сообщает в своих «письмах императору Карлу V» Эрнандо Кортес.
Берналь Диас видел в 1525 году у входа в залив Дульсе на атлантическом побережье Гватемалы торговую ладыо майя, идущую неподалеку от берега одновременно и под парусом и на веслах.
В 1586 году испанский монах Алонсо Понсе во время своего путешествия через залив Фонсека на тихоокеанском побережье Гондураса так описал лодки местных индейцев: «Эти каноэ, на которых мы совершили свое путешествие, не слишком длинны, но широки, поскольку во внутренней, полой их части, ближе ко дну, они имеют «вару» и половину ширины (около 1,25 метра) и столько же высоты, и борта постепенно становятся уже, до тех пор, пока не разделяются вверху лишь промежутком в две ладони. Индейцы делают их из некоторых пород очень толстых деревьев, выдалбливая сверху в стволе внутреннюю часть… Эти лодки плавают хорошо, и индейцы придают им такую форму, чтобы они лучше противостояли большим волнам и бурному морю, обычному для данных мест. Обычно они приводят их в движение с помощью весел, хотя иногда пользуются и парусом, сделанным из хлопчатобумажной ткани или из тростниковых циновок… В каждой лодке, перевозившей монахов, имелось 8 гребцов».
Изображения долбленых весельных лодок довольно часто встречаются и в произведениях искусства древних майя, начиная, по крайней мере, с VII века н. э. (Тикаль — костяные резные предметы из гробницы 116) и до XII–XIII веков (золотые диски из «Колодца Жертв», фрески из «Храма Воинов» в Чичен-Ице). Конечно, в силу большой специфики местного искусства все интересующие нас мотивы даны в несколько стилизованном виде. Но, тем не менее, основные черты описанных выше плоскодонных и мелкосидящих лодок, выдолбленных из больших древесных стволов, отчетливо представлены и здесь.
Надо сказать, что подобный тип судна был как нельзя лучше приспособлен для плавания в прибрежных водах майя. Дело в том. что восточное побережье Юкатана никогда не считалось удобным местом для мореплавания. Вероломные коралловые рифы и часто меняющиеся ветры, не говоря уже о страшных тропических ураганах, создают здесь постоянную угрозу судам.
Бесчисленное число кораблекрушений, произошедших в этой части Карибского моря начиная с XVI века и по настоящее время, красноречиво говорит о тех реальных опасностях, которые поджидают здесь моряков. Однако торговые ладьи майя с их мелкой- осадкой были великолепно приспособлены для плаваний в этих водах. Когда же индейцы видели приближение бури, они могли быстро найти убежище в многочисленных морских заливах и бухтах изрезанного юкатанского побережья.
Документы доколумбовой эпохи сохранили нам даже имена тех мореходов, которые регулярно совершали торговые рейсы вокруг всего полуострова Юкатан на своих крепких и вместительных ладьях. Это были майя-чонталь из Акалана. Известный американский ученый Эрик Томпсон называет их «финикийцами Нового Света», и для этого, видимо, есть все основания.
В какой же мере оправдано сопоставление майяских торговцев с прославленными мореходами Старого Света?
ЛАДЬИ В ОКЕАНЕ
«О путешествиях в неведомые земли на заре истории, — пишет известный немецкий географ Рихард Хенниг, — мы узнаем, естественно, лишь тогда и только там. где важные события сохранились для последующих поколений в изображениях или письменах, будь то в виде высеченных на камне надписей и других свидетельств… Молодая наука археология, о которой до конца XIX в. история культуры, признававшая лишь литературные источники, ничего не знала, поразительно расширила наши знания о прошлом. Она позволила нам заглянуть в эпохи, считавшиеся навсегда погруженными во мрак забвения, эпохи, о которых