Ознакомительный фрагмент
ответил я.Не стал больше задавать глупых вопросов, а пошёл собираться. Через двадцать минут я уже подъезжал к фамильному дворцу семьи Боткиных. Наш не особо маленький двухэтажный дом смотрелся рядом с ним утлой избушкой. Я за время пребывания в этом мире ни разу здесь не был, но что-то внутри подсказывало, что бывал раньше и далеко не раз.
На входе меня встретил не Андрей, а дворецкий, который попросил следовать за ним. Немного странно. Мы поднялись по мраморным ступеням широкой лестницы, застеленной ковровой дорожкой на второй этаж. О достатке семьи здесь кричало абсолютно всё: элементы декора с позолотой, картины, антикварные китайские вазы на подставках, люстры, бра в виде позолоченных канделябров и так далее. Мы шли по коридору, и я чувствовал, что мы идём куда-то не туда, комната Андрея находится точно не здесь.
Мы остановились перед большой нарядной двустворчатой дверью. Дворецкий распахнул одну половинку и жестом предложил проследовать внутрь. Сделав шаг вперёд, я понял, что это рабочий кабинет Серафима Павловича Боткина. За столом сидел сам Серафим Павлович, на одном из стульев для посетителей сидел Андрей. Вид у него был немного странный, лицо серьёзное, вытянулся словно лом проглотил и внимательно смотрел в мою сторону, как и его отец. Главу семейства лично я вижу впервые, но лицо показалось знакомым за счёт сработавших в подсознании образов.
— Проходи, Саш, присаживайся, — сказал он и кивнул на второй стул для посетителей.
Я с достоинством приветствовал обоих и сел, куда мне показали примерно в той же манере, как Андрей. Атмосфера была довольно неловкой и словно напитанной статическим электричеством.
— Саш, о твоих успехах и достижениях я наслышан, — сказал Боткин старший. — Об этом знает весь город, а вполне возможно, что и за его пределами. А вот о моём сыне все знают, как о раздолбае и преступнике. То, что его оправдали и освободили на мой взгляд не освобождает полностью от его вины. И, ты представляешь, мне даже кажется, что он это понимает.
Граф печально ухмыльнулся и с некоторой неприязнью посмотрел на сына.
— И вот я не знаю, — продолжил Серафим Павлович, — радоваться мне тому, что он теперь на свободе или наоборот грустить, Саш, как ты думаешь?
— Серафим Павлович, — начал я и прокашлялся, чтобы очистить горло, — думаю, что Андрей давно понял, что он в этой жизни делал не так и не будет повторять своих ошибок. Да и потом, как можно не радоваться его освобождению, это же ваш сын.
— Да, ты прав, — кивнул Боткин старший, — это мой сын. Только вот почему-то в его случае яблочко далеко от яблони упало, словно это не сын, а подкидыш какой-то.
За довольно жёсткой речью и обидными высказываниями чувствовалась спрятанная где-то в глубине тоска и горечь. Я понял, что отец вовсе не ненавидит Андрея, а очень любит, просто долгое время был на него очень зол и сердит, но это не исключает наличие отцовских чувств.
— Серафим Павлович, — начал я, найдя вариант развития событий, — я могу взять Андрея на поруки. Пусто пока работает и учится у меня в госпитале, а дальше вы будете решать, насколько он изменился в лучшую сторону. Я уверен, что вы сможете изменить сложившееся столь негативное мнение о нём, хотя на данный момент оно вполне оправдано.
— Отдать к тебе на поруки? — задумчиво спросил Серафим Павлович, глядя по очереди то на меня, то на Андрея. — А что, это интересная идея. И как ты планируешь его перевоспитывать?
— Мне кажется, что перевоспитывать его не нужно, — улыбнулся я. — Вы его очень хорошо воспитали, просто он в какой-то момент сошёл с нужной тропы, но давно уже это осознал. Взаперти часто приходят в голову умные мысли и анализируя пройденное, люди меняются, конечно если в голове не свиные мозги, а человеческие, а у вашего сына однозначно второй вариант, так что шанс у него есть и довольно увесистый. А вместо перевоспитания я загружу его работой и учёбой, свободного времени у него практически не останется.
— Хм, что ж, твой план мне нравится, — улыбнулся одними уголками губ Боткин старший. — Правда я пока не совсем уверен в правильности идентификации биологической принадлежности его мозга, он слишком долго меня убеждал, что у него там именно первый вариант, так пусть же убедит меня теперь в обратном.
— То есть вы не возражаете, что я возьму его к себе на работу и займусь обучением? — на всякий случай решил я уточнить, так как прямого ответа так и не получил.
— Не возражаю, — кивнул Серафим Павлович. — Пусть с завтрашнего дня и приступает. Но, так как я пока в нём достаточно сильно сомневаюсь, с ним всегда будет присутствовать мой человек.
— Пап, ну я что, маленький что ли? — возмутился Андрей, но очень осторожно, даже слегка пригнулся.
— Молчи! — резко, но без перехода на крик, сказал ему отец. — Это моё последнее слово, других вариантов не будет, везде будет сопровождающий, даже в туалете.
— Серафим Павлович, — начал я, воспользовавшись образовавшейся паузой, — Но во время лечебных процедур наличие в манипуляционном кабинете посторонних будет некорректно по отношению к пациентам, они могут просто отказаться от лечения, ведь нередко им приходится раздеваться, не мне вам рассказывать.
— В манипуляционном кабинете мой сын будет с тобой, — хмыкнул старший Боткин. — А у тебя точно человеческий мозг, я уже имел возможность в этом убедиться. Сопровождающий будет ждать в коридоре.
— Он будет сидеть в коридоре весь день? — удивился я.
— Пока что да, — едва заметно кивнул Серафим Павлович. — Но это только на первое время, на несколько месяцев.
— На несколько месяцев? — удивлённо воскликнул Андрей, но отец его тут же наградил таким замораживающим взглядом, что даже мне холодно стало. — Хорошо, я понял.
Если до этого мой друг сидел напряжённым, то теперь поникшим, словно его лишили чего-то жизненно важного. Его можно понять. Получается он сменил одну меру наказания на другую с небольшими послаблениями наподобие домашнего ареста. Не хватало ещё браслет на ногу повесить, а сопровождающему дать пульт управления, чтобы заключённый никуда не сбежал.
— Ну вот, на том и порешили, — сказал Серафим Павлович. — Саш, мы как раз сейчас обедать собираемся, пообедаешь с нами?
Так надолго задерживаться