— Ну зачем разработчикам понадобилось делать такую сложную игру?
— В шахматах тоже множество фигур, и каждая ходит по-своему, — пожал плечами специалист по цифровой защите. — Если бы было просто, то людям бы быстро разонравилось, а «Эхо Танорга» популярно уже более тридцати лет. Показатель, как-никак.
— Но всё это выучить…
Я махнул рукой на стопку электронной бумаги с правилами, которую аналитики киберотдела заботливо подготовили для меня. Межгалактический проще вызубрить!
— Играй, рано или поздно всё само в голове уложится.
В «рано или поздно» я верил, потому что обратил внимание, что Слава, Бешеная и другие игроки не задумывались, какое оружие использовать, но, увы, мне такое не подходило.
Мне надо было быстрее. Я не готов тратить месяцы только на обучение.
— Начиная с карт средней сложности, в лавках на продажу появятся магические свитки с огненными стенами, кислотными облаками, ледяными вихрями и камнепадами. Сопротивляемость существ к свиткам надо будет учить отдельно, — «добил» Платон. — А на картах от восьмого уровня и выше большую роль начинает играть сама местность.
Дорогие читатели,Если вам нравится фантастика, не пропустите скидки на моей страничке. Сегодня от 25-30% на истории по циклу Федерации Объединённых Миров (ФОМ)
01.03
Так я понял, что, если бы честно проходил игру, на неё ушёл бы минимум год. При хорошей физической подготовке, разумеется. К счастью, мне не требовалось проходить «Эхо Танорга», мне надо было лишь выйти на наркокартель. Собственно, именно поэтому я и предпочёл чуть теснее познакомиться с Бешеной. Опыт раскрытия преступных группировок подсказывал, что девушка с настолько провокационным поведением не вполне чиста на руку, а вот Славян — милый парнишка, но вряд ли я выйду через него на кого-то нужного.
Было раннее утро, когда я припарковал рабочий флаер на парковке здания Системной Полиции и задумался, что делать дальше. Шеф велел докладывать о любых зацепках и изменениях, вот только у меня их не было. Совсем. И самое поганое — прошла неделя, а я понятия не имел, куда рыть дальше. Физиологическая особенность, которой я привык пользоваться, никак не помогала в киберпространстве.
На запястье провибрировал коммуникатор, на экране всплыл контакт «Отдел по борьбе с бедностью».
— Да, отец. Твой бракованный сын тебя внимательно слушает.
Перед лобовым экраном развернулась голограмма темноволосого мужчины в возрасте в строгом деловом костюме-тройке с тростью. Белый набалдашник, инкрустированный драгоценными камнями, благородно оттенял жемчужную седину в длинной чёрной косе. С отцом внешне нас роднил только особенный оттенок тёмно-золотистых глаз, а вот всем остальным я пошёл в маму-таноржку. Увы, у меня не было ни лиловой кожи, ни хвоста с острым шипом-наконечником, ни витых чёрных рогов-резонаторов, с помощью которых цварги умеют улавливать эмоции разумных существ прямо из воздуха.
Пьер Легран картинно поморщился на моё приветствие.
— Ален, прекрати так говорить. Я никогда не считал тебя бракованным.
— Только много раз сожалел, что я всего лишь человек, и пытался воспитать из меня цварга.
Отец недовольно поджал губы. Уважаемый сенатор Аппарата Управления Планетой — Пьер Легран — десятки лет выступал за увеличение вымирающей расы посредством межвидовых браков с людьми. Согласно статистике Планетарной Лаборатории Цварга, в таких союзах в девяноста восьми с половиной случаях из ста цваргские гены брали верх над человеческими и на свет появлялись чистокровные цварги.
Пьер женился по молодости на очень красивой девушке с Танорга и перевёз её на свою родину. Увы, закон подлости никто не отменял, и я попал в пресловутые полтора процента. Человек. Ну или почти человек, если не считать мелочи, которую можно рассмотреть лишь на МРТ головного мозга.
Всё детство отец пытался вырастить и воспитать меня как чистокровного сына своей расы: конный спорт, музыка, живопись, гольф, скрипка, многочисленные языковые курсы, а также занятия по этикету и общению с женским полом. И раз уж ни хвостом, ни цветом кожи я не пошёл в отца, Пьер очень надеялся, что со временем у меня разовьются хотя бы рога-резонаторы. Но и они не прорезались ни в двенадцать, ни в пятнадцать, ни даже в двадцать. Чуйка была. Интуиция, иногда лёгкий флёр эмоций во рту с определённым оттенком, когда я близко стоял к человеку… Но не резонаторы.
В день моего совершеннолетия — двадцать один год — отец выдал новую идею фикс, что обязательно женит меня на чистокровной цваргине и таким образом получит себе внука-цварга. Тут-то я и психанул и улетел на родину матери, чтобы доказать отцу, а в первую очередь себе, что как человек я тоже весьма неплох. Не всем быть сверхсуществами[1].
— Ален… — Пьер вздохнул и устало потёр лоб. — Я признаю, я погорячился тогда и уже много раз просил у тебя прощения. Я перевёл тебе на днях сто тысяч кредитов, но деньги вернулись обратно.
Я пожал плечами. Такая у отца форма любви, что поделать.
— Я попросил банк не принимать никакие пополнения счёта, кроме зарплаты от Системной Полиции Танорга.
— Так тебе… хватает на жизнь?
— Как видишь.
Я усмехнулся и жестом расширил диаметр передачи голограммы. Теперь отцу был полностью виден я во весь рост в джинсах и джемпере под пиджак, а также рабочий флаер. На Танорге сотрудникам полиции выдавались лучшие гоночные машины, но для отца это всё равно было «серийное производство», «плебейство» и «о-ужас-это-же-джинсы-а-не-брюки-со-стрелками». Не нищета, конечно, но представителя рода Легран недостойно.
К моему внутреннему изумлению, привычной проповеди «как низко скатился мой единственный наследник» не последовало.
— Ты многого добился, Ален.
Я повторно пожал плечами. Это для СПТ я лучший криминалист в отделе по борьбе с наркоконтролем, а для отца всё равно буду пустым местом. Надо было давно смириться, вот только не получается…
— Мы с мамой соскучились. Ты домой приехать не хочешь? — тем временем уточнил отец.
— Мой дом здесь, на Танорге. Вот уже как восемь лет. Если вы соскучились — прилетайте, я вас встречу в космопорту. У меня здесь трёхкомнатная квартира в собственности, о чём, уверен, твоя ищейка тебе доложила.
Пьер едва уловимо поморщился. Разумеется, «трёхкомнатная квартира» для него прозвучало как «бунгало с соломенной крышей». Но Пьер был сегодня настроен на редкость миролюбиво.
—