Нет, человек он не плохой, дело не в этом. Дело в том, что он не знает всей картины, и у него нет продуманной стратегии развития квартала.
У нас она есть — мы затачиваем всю свою деятельность на небольшую промышленную революцию в отдельно взятом квартале, а Яньсюн понятия не имеет, как устроена наша система и что с ней делать.
Моя задача — успешно выигрывать выборы, оставаться председателем, быть красивым и обаятельным на митингах, ну и безжалостно хуярить пидарасов, коррупционеров, пидарасов-коррупционеров и кровососов-пидарасов…
«Кабинет надо отремонтировать», — подумал я, осмотрев убранство моего рабочего помещения.
У меня ведь имидж народного депутата, типа, ни грамма в рот, ни рубля в карман, поэтому я выбрал кабинет попроще, но он уже давно нуждается в капитальном ремонте — временами ветер задувает в оконные щели, во время дождя с потолка капает, ну и запах сырости уже начал раздражать меня…
Кабинет предыдущего председателя я приказал разобрать и распродать на аукционе, и там было что продавать. Шёлковые занавески, картины, недешёвая мебель, серебряные столовые приборы, статуэтки и даже байгуйская статуя почти одетой женщины — всё это было куплено за счёт квартальной казны, поэтому утащить домой предыдущий председатель не рискнул.
Аукцион прошёл и мы выручили за всё это великолепие 17 золотых лянов. Можно было и больше, но продавали с молотка, быстро — лично мне этим заниматься было недосуг.
— Что с канализацией? — спросил я.
— Тяжело, — покачал головой Яньсюн. — Задач слишком много, поэтому я вынужден распределять внимание и часто просто не могу успеть везде.
— Это понятно, — кивнул я. — А что с подходящими кандидатами из знакомых?
Я предложил ему собрать команду, чтобы справляться с задачами эффективнее. Естественно, набирать людей он должен не для работы за здорово живёшь, а за солидные жалованья.
— С этим тоже тяжело, — вздохнул Яньсюн. — Мои приятели с академии уже занимают тёплые места в императорской администрации и им неинтересно возиться с «каким-то жалким кварталом». Им нужны положение и власть, а мы можем предложить только высокое, даже по их меркам, жалование. А ещё я предупредил их всех, что придётся работать…
… и, тем самым, напрочь убил их энтузиазм.
— Да, это проблема, — кивнул я. — Я поищу подходящих кандидатов — пока что, придётся работать в таком режиме.
— Я могу подыскать подходящих людей, — сказал вдруг Сяо Вэйдун. — У меня есть несколько человек на примете. Ню Чжон — мой давний друг, сейчас работающий в провинции Синъян, а также Цай Кэцзя — он владеет продовольственной лавкой в нашем квартале.
— Надёжные люди? — спросил я.
— С Чжоном я работал долгие годы, а Кэцзя — успешный предприниматель, — ответил Вэйдун.
— Приглашай — работа для них будет, — кивнул я. — Но если начнут воровать — закончат очень быстро и плохо. А если не смогут справиться — долго у нас не проработают.
Иосиф Сталин, любимый политик моего отца, как-то сказал: «Кадры решают всё» — мне пришлось отправиться в другой мир, обучиться в Храме и пройти половину Поднебесной, чтобы понять всю глубину этих слов.
Без нормальных кадров даже кашу не сварить нормально, а тут их острый дефицит. Я знаю много честных людей, живущих в этом городе, но подавляющее их большинство не умеет читать и писать.
А среди умеющих читать и писать полно коррумпированных мразей, так как они с детства воспитываются с прицелом на высокие посты и богатую жизнь, то есть, с необоснованными амбициями.
Поэтому-то и надо учреждать школы, чтобы готовить в них простых рабоче-крестьянских парней и девушек, которые будут без выебонов выполнять тяжёлую, но благодарную, работу.
Здесь вся система прогнила с головы до ног, тут, если кто-то имеет средства дать ребёнку образование, то обязательно с целью устроить сыночка на хлебную должность, чтобы он пилил бабло и обеспечивал родителей. Варианта работать честно тут просто не предусмотрено — такие здесь порядки…
И если бы в этом были виноваты кровососы! Так тут было подавляющую часть времени, даже при Цинь Шихуанди.
Я думаю, когда кровососы пришли в Поднебесную, они просто увидели тупо готовую ферму крови. Менять нихрена не потребовалось: люди и так ограничены в возможностях и информированности, рождаемость сильно превышает смертность, никого не ебёт никто и ничего, поэтому надо лишь встроиться в систему и сосать, как в последний раз — люди не закончатся, а как они живут — всем до жопы.
В дверь постучали.
— Господин председатель, — заглянул Жэнь Тенун, мой секретарь.
Я, в лучших традициях госаппарата Российской Федерации, хотел взять на должность секретаря высокую блондинку модельной внешности, но оказалось, что тут так не принято и женщин брать нельзя вообще ни на какие должности в госаппарате.
Женщины, по мнению местных, должны сидеть дома, не должны получать образование, работать на ответственных должностях им нельзя, а если иначе никак, то только в частном бизнесе, типа винных башен, лавок и так далее. На госслужбе женщины вообще запрещены и если я решу выступить ёбанной Камалой Харрис с Джо Байденом в одном лице, и начну продвигать женщин, меня очень сильно не поймут. Возможно, посчитают, что я попёр против Неба.
А ещё есть «Три послушания и четыре добродетели», которым должны следовать добропорядочные женщины, что на корню рубит саму возможность найма на работу надёжной женщины.
Что такое «три послушания»? А они гласят, что женщина должна подчиняться трём мужикам: до брака — отцу, после брака — мужу, а после его смерти — сыновьям.
И доверяю я такой какой-нибудь пусть и компетентной женщине бабло, а потом её муж или сынок говорит ей — слышь, мать, давай-ка эти денежки сюда, мне нужнее. И она не может ослушаться его, потому что это харам, не по-православному и вообще, бесчестие!
Насколько я знаю, непослушание женщины — это нечто равнозначное публичному блядству или даже хуже.
Нельзя, короче говоря, брать на государственную работу женщин. Домой, в торговую лавку, в бордель — сколько, блядь, угодно! Но в совет квартала — ни-ни.
— Да? — оглянулся я на своего секретаря.
Было бы в тысячу раз приятнее увидеть на его месте женщину, но, увы…
— Какой-то мальчик пришёл и показал твою печать, мастер Вэй, — ответил Тенун.
— Так, совещание закончено, — сказал я, вставая с кресла. —