В латинской рукописи X века, которая является переводом более древнего сирийского текста (VIII–IX века), дается еще одна версия легенды о царе Авгаре. Из нее мы узнаем, что «посредник между Богом и людьми, дабы полностью удовлетворить царя, простерся во всю длину на белоснежном покрывале, и тогда стало зримо и слышимо чудесное: Божьей силой единовременно на покрывале запечатлелся преславный образ Господнего лика, равно как все его тело, и теперь все те, кто не мог видеть Господа, пришедшего во плоти, могут узреть его преображенным на покрывале» (254).
Уточним, что иногда в этих новых версиях легенды покрывало называется словом, которое больше нигде в греческом не встречается (т. е. это так называемый гапакс): «тетрадиплон», т. е. «сложенный в четыре раза», а также словом «синдон», которое мы находим в итальянском языке, где им обозначается Туринская плащаница («la santa sindone»). На мой взгляд, этого достаточно, чтобы опровергнуть точку зрения, согласно которой плащаница и изображение Христа, хранившееся в Эдессе, — не одно и то же, потому что второе якобы мало по размеру. Если плащаницу сворачивали, она тоже становилась небольшой. Кроме того, некоторые древние изображения представляют Христов лик в вертикальной позиции на горизонтальном прямоугольнике: тогда очертания сильно уходят вправо и влево, что совершенно непривычно для обычного портрета. Если речь идет о плащанице, сложенной таким образом, то эта особенность изображения вполне объяснима.
Итак, во всех этих текстах содержится одно весьма драгоценное для нас утверждение: на покрывале отпечаталось все Христово тело целиком. Но связь с Христовыми Страстями еще не установлена: это покрывало еще не признано его плащаницей.
ВОЗРАСТАЮЩЕЕ ЗНАЧЕНИЕ РЕЛИКВИИ
Как бы там ни было, надо признать, что в ту пору это изображение находилось в Эдессе и в последующие века его значение только возрастало. В те времена пелены хранились в запертом сундуке, сложенные вчетверо. Сундук находился в церкви Святой Софии, восстановленной императором Юстинианом после катастрофического наводнения 527 года (в храмовом приделе направо от апсиды). Вполне возможно, что их никогда не показывали верующим: во всяком случае, у нас есть свидетельства, согласно которым никто не имел права не только приближаться и прикасаться к ним, но и вообще на них смотреть. Их страшились и очень почитали, но этим объясняется и тот факт, что признание их истинной природы подвигалось очень медленно, сообразно обстоятельствам.
В 692 году Трулльский собор, решив, что речь идет о подлинном изображении Христа, запретил всякое его символическое изображение (агнец, рыба и т. д.). Император Юстиниан II повелел отчеканить монету с изображением Христа согласно мандилиону (255) из Эдессы.
В 726 году в своем послании императору Льву III Исавру папа Григорий II назвал эти пелены «нерукотворными».
Около 730 года в одном из текстов это определение было повторено, а пелены получили название «сударий», т. е. «покров», «плат». Сударий служил для того, чтобы вытирать или покрывать лицо, и если речь действительно идет о покровах или пеленах, то в таком случае это слово не годится. Вполне возможно, однако, что в ту пору пелены сворачивались не только вдвое (что соответствует их нормальному положению), но и вчетверо (на что указывает уже упоминавшийся нами термин «тетрадиплон»). В таком случае смешение понятий было почти неизбежно, и, к сожалению, с тех пор оно и утвердилось (откуда и наш французский термин «Saint Suaire», который мы постоянно используем).
В 769 году на Латеранском соборе папа Стефан III напомнил о переписке царя Авгаря с Христом и о самом его чудесном образе. И это несмотря на постановление папы Геласия, причислившего эту переписку к апокрифам!
В 787 году на II Никейском соборе, после долгих и кровавых распрей отстоявшем иконопочитание, упоминание о пеленах, хранившихся в Эдессе, играло важную роль. Если Христос сам счел возможным оставить нам свой подлинный образ, тогда ветхозаветный запрет на изображения утратил свою силу.
Однако иконоборческие споры еще не закончились, и только на Константинопольском соборе 843 года иконопочитание утвердилось почти окончательно, и по сей день эта победа каждый год празднуется в православных церквах как «торжество православия», или «ортодоксии», т. е., по сути дела, торжество иконопочитания. Слово «ортодоксия» двояко по смыслу: во-первых, оно означает «правильное мнение», и в этом смысле речь идет об «ортодоксии» в противоположность «гетеродоксии» или, проще говоря, ересям; во-вторых, оно означает «православие», и в этом смысле «православными» считаются те, кто правильно славит Бога, почитая иконы. Следовательно, «православные» церкви называются так не по причине их противостояния католикам или протестантам: речь идет лишь об их непризнании иконоборцев. И все-таки упомянутый собор еще не покончил с иконоборческими распрями: только на соборе 879–880 годов «торжество православия» утвердилось окончательно. Тем не менее в сознании восточных христиан более важным остался собор 843 года, память о котором торжественно празднуется каждый год.
Итак, мы видим, что во время долгих богословских споров упомянутые пелены играли главную роль, но из имеющихся документов все еще нельзя понять самого существенного: что на самом деле представлял собой этот образ? Как он сложился? Откуда пришел? Кто принес его в Эдессу? Еще несколько лет назад история об этом умалчивала, но недавно найденные новые тексты позволяют узнать немного больше. Неожиданным образом именно более поздние свидетельства позволили нам продвинуться в разгадке его истинного происхождения. Иногда только много веков спустя можно понять, что же происходило в прошлом.
Второй этап: Константинополь
НЕРИСОВАННЫЙ ОБРАЗ
Итак, мы видели, что великим собором, знаменовавшим торжество иконопочитания для всего Востока, стал собор 843 года, а через сто лет все готовились к тому, чтобы торжественно отпраздновать вековой юбилей собора. Но тут, к сожалению, как раз не хватало изображения, которое послужило бы прототипом всех остальных, — не хватало того самого погребального покрывала, которое хранилось в Эдессе, а Эдесса уже успела оказаться под властью мусульман. У императора Романа I Лакапина появилась превосходная идея: послать под стены города своего лучшего полководца Иоанна Куркуаса со всем его войском. Порабощенная мусульманами Эдесса возликовала: скоро пробьет час освобождения. Увы! Их чаяния оказались напрасными: полководец довольно скоро заверил мусульман, что отвоевывать Эдессу он не собирается и хочет получить лишь одну драгоценную реликвию, ревностно хранимую христианами города. Остается только догадываться, как христиане порабощенной Эдессы оценили это