В половине седьмого вечера Вера собралась домой. Но не отдыхать, а работать – выслушивать все, что накопал сын Ярослав. А то, что он накопал не просто пустой землицы, она не сомневалась. Однако ее тормознул Мирошниченко. Вызвал к себе с вопросом, что у нее там. Вера отчиталась и за «там» и за «тут».
– Занятно… – отреагировал начальник на известие о деревне Боровушка. – Лепешкин вдруг туда едет, а практически через неделю его убивают. Зачем ему эта Боровушка понадобилась? Если он вообще именно туда ездил…
– Почти наверняка туда. Во-первых, он ею накануне интересовался. Во-вторых, по цене билета пробили: это седьмая зона. Там как раз Боровушка находится. Причем Лепешкин едет во вторник, когда в театре выходной день, то есть никто его не хватится. И едет на электричке, машину не берет, хотя и такси можно было бы заказать.
– Вот только поисковый след в телефоне и уведомление о списании денег с карты за билет оставил.
– Ну, во-первых, Лепешкин поездку в Боровушку хоть и не афишировал, но, вполне возможно, не считал сверхсекретной спецоперацией. А во-вторых, он же все-таки драматург, а не разведчик, – пожала плечами Вера. – Подстраховался в некотором смысле, но не до того, чтобы все хвосты подчистить.
– Ну ладно, а что тебя вдруг заинтересовал этот сосед Буров? – переключился Мирошниченко.
– Он бы меня не заинтересовал нисколько, если бы Лепешкин не помчался портфель покупать. Который потом с собой таскал, как приклеенный.
– Так спроси про соседа у этого артиста… того, кому Лепешкин квартиру продал.
– А что у него спрашивать? Лиханов Бурова знать не знал. Ну пришел он за ключами, может, задержался в квартире, а Лепешкин, скорее всего, просто заглянул к соседу попрощаться – нет звонков на телефон Лепешкина, значит, просто зашел, – а у того сердечный приступ.
– Бурова отправили на «скорой», а кто его к машине нес? У «скорых» грузчиков нет, если нести некому, то хоть сдохни на месте. А в одиночку Лепешкин этого Бурова на носилках бы не донес. Значит, Лиханова привлек, это самое верное.
– Ничего не верное, – отмахнулась Вера. – У Лиханова вечером был спектакль. Лиханов, по словам режиссера, появился в театре впритык, без двадцати семь. От дома до театра по прямой пешим ходом двадцать минут. На транспорте или на машине надо сделать крюк, да еще и в час пик. То есть пешком самое быстрое. А в больницу, она рядом, максимум минут десять ехать, Бурова привезли без пятнадцати семь. Так что Лиханов вряд ли участвовал в эвакуации Бурова. Он, может, вообще попрощался с Лепешкиным и ушел, заскочил куда-то по своим делам.
– Ну так ты спроси у него.
– Спрошу, – пообещала Вера, – и еще у соседей поспрашиваю, но сначала с самим Буровым разберусь.
– А с отпечатками женских пальчиков на бутылке ты еще не разобралась? – спросил начальник.
– Завтра появится ясность, – уклонилась от четкого ответа Вера, подумав, что за Ружецкую и Панюшкину начальник наверняка устроит выволочку, но, может, удастся выкрутиться. – Я домой пойду, ладно? – спросила она и добавила: – Мне еще поработать нужно.
– Никак ужин приготовить? – хмыкнул Мирошниченко.
– Сына выслушать. Я ему поручение дала: накопать все, что можно, про Лепешкина.
– Что ты своему мальчику поручила? – уточнил начальник, причем нехорошим тоном.
– Да! – с вызовом заявила Вера. – И нечего, как в песне, «но сурово брови мы нахмурим»! Об убийстве Лепешкина весь интернет знает! А я попросила порыться в открытых источниках. Ну что я буду наших спецов заставлять в интернетовских помойках рыться? Им есть чем заняться. А Ярослав, ты прекрасно знаешь, все перелопатит за милую душу.
– Грознова, – процедил Мирошниченко, – у меня сын – айтишник, и уже взрослый человек, но мне даже в голову не приходит использовать его для своей работы. А ты еще совсем мальчишку…
– Но он ведь вундеркинд. И такой же, как я, оригинал, – поспешно заверила Вера.
* * *
С ужином «оригинал» поступил исключительно оригинально: заказал пиццу. Хотя в холодильнике были котлеты, и всего-то требовалось – отварить картошку и порезать помидоры с огурцами.
– Мне некогда было заниматься твоими овощами. Я занимался серьезной аналитической работой, – сообщил вундеркинд. – Поешь, и я изложу тебе результаты моих изысканий, на которые я потратил вчера и сегодня кучу времени.
– Не надорвался? – поинтересовалась мать.
– Устоял, – с достоинством ответил сын.
Пицца, надо отдать должное, была хороша. Вера в принципе любила пиццу, а также фаст-фуд, пристрастие к которому тщательно скрывала от сына, хотя и подозревала, что тот давно в курсе.
– Я могу есть и слушать, – сказала она, наливая большую чашку кофе и откусывая большой кусок пиццы.
– Главное, в процессе слушания не подавись, – дал совет сын. – Итак, начнем сначала. Кирилл Лепешкин родился в нашем городе, уехал в Москву десять лет назад после смерти матери, а отец его умер, когда пацану было четыре года. Судя по всему, в их семействе никто долгожительством не отличался. И вообще род прервался, потому что у Лепешкина никогда своей семьи не было.
– Краткую биографию я знаю без тебя, – перебила мать.
– И про то, что он учился в нашей театральной академии у Гертруды Стрекаловой, которая только один раз набирала курс театроведов?
– Да.
– А ты знаешь, что она, оказывается, крутейшая критикесса, которую до сих пор слушают, хотя она уже в возрасте маразма?
– Какой маразм? – скривилась Вера. – Если бы ты ее видел, у тебя бы язык от таких слов отсох.
– А ты ее видела?
– Я с ней встречалась. В полном уме и даже красоте… правда, сильно зрелой… Там маразма даже на дальних подступах нет.
– Допустим, – кивнул Ярослав. – Я просто тебе заясняю, что она до сих пор в авторитете. А Лепешкин считался ее любимчиком. Ну то есть он считался хорошим театральным критиком. Его в Москве в специальных изданиях, на сайтах печатали, а сначала в нашем городе он неплохо котировался. Я даже кое-что почитал, не все понял, но писал он прикольно. Кстати, я нашел его статью, которая одиннадцать лет назад заняла первое место на конкурсе «Молодые о молодых». Молодые критики