– Это пока лишнее, – успокоил Дорогин. – Вас, Дмитрий Олегович, никто ни в чем не подозревает. Просто всех опрашиваем…
– Я понимаю, – кивнул Лиханов, – такой порядок…
…Калинкина и Дмитракова сидели в одной гримуборной и ждали полицейского.
Калинкина выглядела именно так, как и описал Дмитрий: миниатюрная блондиночка, куколка, эдакая уси-пуси. А Дмитракова смотрелась совершенно иначе: высокая, стройная, с карими глазами и темными волосами. Представить их претендующими на одну роль было весьма трудно.
Они и вели себя очень по-разному. Дмитракова – спокойно, даже несколько отстраненно, четко отвечая на вопросы. Калинкина – крайне нервно, периодически смахивая слезы, захлебываясь в словах.
Ни с кем из них Лепешкин не общался вне театра.
Ни у кого из них на время после десяти вечера нет алиби. Дмитракова играла в спектакле, но затем уехала домой. Нет, не на машине, на автобусе. Калинкина в спектакле не участвовала, но вечером вышла прогуляться, а сразу после десяти вернулась домой.
Никто из них даже не предполагает, зачем понадобилось Лепешкина убивать.
…Последней, с кем встретился Дорогин, была заведующая служебным кафе Валентина Кузьминична Харитонова – пышная, белолицая, похожая на большую аппетитную булку.
– Какой хороший молодой человек. Культурный, обходительный… – сокрушалась она. – У меня сын ровесник, так его, слава богу, хоть в космос посылай, здоровый мужик, а Кирилл Андреевич уже гастрит себе заработал. Я уж его старалась домашним, диетическим подкармливать, меня и Михал Семеныч просил, да и сама понимала… Особенно в последние дня три неважно себя он чувствовал… да-да, хоть виду и не подавал, а я заметила. Говорила ему, вы бы к врачу обратились, Михал Семеныч хорошего врача найдет, а Кирилл Андреевич отвечал, что ерунда, пройдет, просто осеннее обострение. И в основном кашами да пюре с моими паровыми котлетами питался… И вот надо ж такое несчастье… И какому ж извергу понадобилось убивать такого хорошего молодого человека?
Ни про какие конфликты, а тем паче врагов Лепешкина Валентина Кузьминична ничего не слышала. А что касается ее самой, то она вчера весь вечер дома с внуками сидела – сын с невесткой в гости уходили.
На прощание Харитонова почти силком всучила Роману пакет с еще горячими пирожками. И, покидая театр, он подумал, что эти пирожки – пока единственная по-настоящему ценная его добыча.
Глава 7
Вечером майор Грознова пришла к полковнику Мирошниченко с итоговым на сегодняшний день докладом.
– Эксперты молодцы, ударно потрудились, – оценила Вера.
Начальник многозначительно хмыкнул:
– Я их убедительно попросил…
– Умеешь ты уговаривать, – хмыкнула в ответ Вера.
– А еще я умею слушать доклады. Причем желательно четко, ясно, по пунктам.
– Достаточно четко и ясно можно сказать следующее. Лепешкин умер в результате черепно-мозговой травмы, несовместимой с жизнью. Следов борьбы не обнаружено.
– То есть его ударили по голове, но он не сопротивлялся, – прокомментировал Мирошниченко.
– Совершенно точно и абсолютно ясно. Причем произошло это, по мнению судмедэксперта, в промежутке между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи. Подтверждает это достаточно точное и ясное свидетельство Панюшкиной и Ружецкой, которые за сорок минут до полуночи услышали короткий вскрик и звон чего-то разбившегося. Как и предполагали с самого начала, удар был один, Лепешкину обрушили на голову большую хрустальную вазу, которая выскользнула из рук убийцы, упала и разбилась. Панюшкина с Ружецкой уверяют, что это старая ваза, подаренная на какой-то юбилей прежнему владельцу квартиры, весьма тяжелая.
– Насколько я понял, Лепешкин сидел за столом, удар получил сзади, под прямым углом, и он даже не успел отреагировать. Вообще-то убийца должен был обладать значительной силой.
– Совсем не обязательно, – опровергла предположение начальника Вера. – Лепешкин, конечно, сидел, но… наполовину. То есть попой сидел, а грудью лежал на столе. Причем лицом вниз. И вазу ему обрушили на голову строго вертикально. В общем, тяжелая ваза, плюс законы физики… особая сила совершенно не обязательна.
– Это как: лежал лицом вниз? – не понял Мирошниченко. – Пьяный, что ли?
– Трезвый. Только спал. Причем глубоко. В его крови обнаружены остатки клофелина.
– Клофелина?!
– Ну да, старого доброго клофелина, любимца проституток. Сколько мужиков от него полегло!.. – фыркнула Вера. – Правда, не до смерти. Медэксперт считает, что Лепешкин принял его внутрь и, вероятнее всего, с жидкостью. В желудке совсем малые остатки пищи, причем рисовой каши.
– Но Лепешкин ведь умер не от клофелина? – уточнил Мирошниченко.
– Нет, конечно. Но ударили его вазой именно тогда, когда он спал. Спрашивается: зачем?
– Твои версии? – «подтолкнул» полковник.
– Ну, возьмем старую добрую версию… Хотя совсем не добрую. Что делали проститутки, подсыпая клиентам клофелин? Обворовывали. Судя по взломанному замку на портфеле, дама была уверена: если портфель даже дома на кодовом замке, значит, там что-то очень ценное. Открыть не смогла, стала ломать, в этот момент Лепешкин подал признаки жизни, дама перепугалась, схватила первое попавшееся под руку, то есть вазу с серванта, и шандарахнула по голове. После чего сбежала. Все. Точка.
– Но тебе что-то не нравится. По глазам вижу, – Мирошниченко поводил пальцем перед Вериными глазами, словно погрозил.
– Не нравится, – согласилась Вера. – Эксперты утверждают: на замке входной двери свежие царапины, будто его кто-то пытался взломать, но это скорее бутафорские повреждения, если бы реально взломали, повреждения были бы другие. То есть почти наверняка Лепешкин сам впустил человека в квартиру. И скорее всего, это была женщина. И не из-за клофелина, его мог и мужик подсыпать, а потому, что на столе стояла открытая коробка конфет. Конфеты все-таки для дам. Однако могла ли это быть проститутка? Ребята посмотрели телефон, Лепешкин свои звонки не стирал, там накопилось за несколько месяцев. Так вот что касается вчерашних звонков. Дважды разговаривал с Москвой, один раз с Питером, один раз – с Волынцевым. И все. Не разрывался его телефон и ни одного звонка с непомеченным номером! Ни вчера, ни в течение двух предыдущих дней. Спрашивается: где он взял проститутку?
– Лепешкин мог именно этот звонок стереть, хотя, в конце концов, получим от телефонистов распечатки и узнаем точно.
– А зачем ему стирать? От кого прятаться? От несуществующей жены?
– Разумно, – согласился полковник. – Но он мог снять проститутку на улице.
Вера скептически скривилась:
– Лепешкин? На улице? Какую-то непонятную девицу? При том, что он вообще мало с кем общался? С таким же успехом он мог покопаться в мусорном баке.
– Разумно, – вновь согласился полковник.
– Тогда получается: женщина была ему знакома. Она пришла, потому что заранее договорились. Но когда пришла, неизвестно. Видеокамер в доме нет. Ружецкая, правда,