Раздражение князя было подлинным, такое не сыграешь. Память Всеславова хранила рассказы стариков, что ходили со Святославом, наводя ужас и собирая богатую дань в землях от Оки до Дуная, от Варяжского до Хвалисского и Русского морей. А моя память пыталась найти и не всегда находила сведения о том, кому же потом отошли те земли. Вспоминалось, что вслед за разбитыми хазарами Степь наслала торков, а теперь и половцев. А вот почему дунайские земли теперь управлялись не русской волей — ни словечка, ни мыслишки. Кроме предположения, что их кто-то на что-то сменял. Чтобы истинной вере и её носильщикам было поспокойнее.
— Удивил ты меня, Всеслав, — задумчиво проговорил Буривой. — Мало кто из князей так, как ты, думает, да ещё и признаться в том не боится и не стыдится. Я, как ты знаешь, кривду чую. В тебе нет её. Многое есть — а её нет.
— Домна говорила, — кивнул я, подтверждая, что о его навыке полиграфа был осведомлён. — А чему удивляться-то? Правду говорить легко и приятно.
Неожиданная цитата из моей памяти пришлась князю по душе. А волхва озадачила ещё сильнее.
— Это пока за правду дерева́ми надвое не рвут да на костёр не тащат, — ещё медленнее и задумчивее протянул он.
— Коли за правду смерть принять не готов — нечего и вовсе рта разевать, я так мыслю, — ответил князь.
— А ты, коли старых Богов помнишь да чтишь, почто в Софии новому кланялся да крестился? — вопрос старика был как удар из-под руки, хлёсткий, который на ринге замечаешь, только пропустив. Или вообще не замечаешь, потом от тренера узнаёшь, как так вышло, что свет выключили в третьем раунде.
Рысь и Гарасим напряглись одновременно. Их фигуры будто бы стали более жёсткими, угловатыми, хотя ни единого движения или жеста сделано ими не было. Я качнул ладонью, успокаивая друга. И, наверное, себя самого.
— Кланялся я Илье-пророку, которого они с Перуна-батюшки срисовали. А раз у них в дому положено креститься — махну рукой, чай, не отвалится. У тебя вон принято сидеть на лавке, а есть со стола, не наоборот. Приди мы, да умости задницы на стол — хорошо ли было? В гостях воля не своя, — мамина поговорка пришлась кстати. Снова моей, не Всеславовой.
— Странно выходит. Мне одно говоришь, Егору-греку — другое. Ты же один человек, а не два разных. Или два?
Второй вопрос был точной копией первого и нанесён так же, если не сильнее. И спасло от нокаута только то, что я весь разговор именно его и ждал.
— Суетно в горнице стало, — заговорил вдруг дед другим, чуть напевным голосом, — а дорога долгая была, лес шумел, ветер дул, утомил. Спи, Гнат!
Буривой легко хлопнул правой ладонью по столешнице. Большой перстень, что был у него на среднем пальце, глухо стукнул о доски. И в голове Рыси будто выключили лампочку. В глазах пропали всегдашние цепкость и сосредоточенность, внимание и подозрение. Друг застыл с обмякшим враз лицом, став похожим на умственно отсталого.
Глава 13
Карты на стол
— Так не пойдёт, Буривой! — резкая фраза Всеслава вскинула улёгшуюся было бровь волхва и едва не подбросила над лавкой всего тяжёлого Гарасима.
— Что так не пойдёт? — шелест старого, будто истёртого-уставшего за многие годы голоса снова напомнило о мече, покидавшем ножны.
— Или все пускай спят, или продолжаем говорить теми же, кем начинали. У меня от побратима тайн нет. Рысь! — позвал князь громко, как на поле, и щелкнул пальцами.
Это они половину утра тренировали с Гнатом. Вроде, начало получаться, но никто не знал, насколько велики таланты и колдовское мастерство Буривоя. Всеславова речь усыпляла Рысь почти каждый раз, щелчок пальцев будил точно каждый. Но момент был рискованный и другу не нравился совсем. Не привык он выступать ни мебелью, ни кухонной утварью.
Рысьи глаза ожили, а руки крепко прижались раскрытыми ладонями к столешнице. Это репетировали дольше всего. Выведенный из гипноза Гнат первые раз семь сразу бросался убивать всех вокруг. Мозг, упустивший вожжи, был уверен, что кругом враги. Это был второй тонкий момент, но миновал и он. Друг глубоко дышал одновременно и носом, и оскаленным ртом, наполняя ткани кислородом, пусть и не догадываясь об этом. Гарасим смотрел на нас обоих так, как хотелось бы в последнюю очередь. Как и проверять, кто из нас быстрее. Проверять кто сильнее дураков не было.
— Неплохо, княже, — впервые позволил себе упростить титул волхв, до сих пор официально называл. — Никак, Ярова наука?
— Да так, нахватался малость, по верхам, — с не вполне искренней лёгкостью отозвался Всеслав. — Мы ж не силой мериться собрались, Буривой. А вместе в будущее глядеть. Если я верно тебя понял. А ты — меня, — а вот продолжил он говорить уже без всякой лёгкости, размеренно и спокойно, даже чересчур. И глаза серо-зелёные вмиг стали вьюжными, колючими и холодными.
— А он хорош, Гарась, — страшный могучий дед-колдун вдруг улыбнулся своему ручному медведю-людоеду и кивнул на меня.
— Как по мне, дедко, так хитёр лишку, — пробурчал тот, принимаясь за давешний отложенный в сторону мосёл. С хрустом разгрызя кость, толщиной в два княжьих пальца.
— Есть такое, да. Едва сам себя не перехитрил. Или и вправду готовился сам и друга готовил? — острый глаз волхва впился в Гната, отчего тот задышал ещё глубже, поочерёдно прижимая чуть сильнее пальцы левой ладони к столешнице.
Этой штуки Всеслав не знал, я научил. Когда есть опасность подвергнуться внушению или панике, нужно сосредоточиться на знакомых ощущениях, и думать только о них. Вот стол. Он деревянный. По нему незаметно шагают пальцы, сперва с малого, обратно с большого начиная. Мозг фокусируется на оценке и привычных простых действиях, и на прочее уделяет меньше внимания. Иногда