– Но я ведь была в нем и намного старше, – напомнила ему Никс. – Такое еще может выпасть на мою долю.
Вздохнув, Джейс в поисках поддержки посмотрел на Грейлина, но рыцарь лишь одобрительно кивнул, побуждая его продолжать, – наверняка втайне довольный тем, что не придется самому отговаривать Никс от этой безумной затеи: добраться до огненной Пасти сквозь какой-то запутанный лабиринт подо льдом.
– Но все-таки, Никс… – голос Джейса упал до извиняющегося шепота. – Конец этого сна… Ты погибла. Равно как и весь мир. Ты не смогла его спасти. Твоими собственными словами: ты всех подвела.
Никс показалось, будто ее ударили кулаком в грудь, разбив сердце. Но Джейс все не унимался:
– Если б каждая деталь твоего видения соответствовала истине, тогда все мы с равным успехом могли бы разойтись по домам и спокойно дожидаться конца, особенно если нам просто-таки суждено потерпеть неудачу. – Он махнул рукой на всех остальных. – Но мы-то здесь, поддерживаем тебя…
Она изо всех сил пыталась заговорить, но сумела выдавить лишь одно слово, в котором содержалось сразу множество вопросов:
– Почему?
«Почему вы все так верите в меня? Почему мне привиделся Баашалийя? Почему все это легло именно на мои плечи – обязанность покончить с миром, чтобы спасти его?»
Джейс ответил на все эти вопросы:
– Никс, ты родилась с врожденным даром обуздывающего напева, но первые шесть месяцев своей жизни воспитывалась в колонии миррских летучих мышей. Тогда твой разум был мягкой глиной – все еще податливый, далеко не полностью сформировавшийся. Твой мозг развивался под постоянным шквалом беззвучных криков летучих мышей. И такое воздействие могло навсегда изменить твои разум и дар – подобно тому, как под натиском ветра растущее дерево искривляется в одну сторону. Вот в чем, на мой взгляд, причина.
Никс вспомнила, как Фрелль говорил ей примерно то же самое. А еще представила себе светящиеся нити ошкапиров, манипулирующие даром Даала и изменяющие его.
Джейс продолжал, явно все это как следует обдумав – возможно, не без участия Фрелля и Крайша:
– Годы спустя это укоренившееся в тебе изменение и сделало тебя восприимчивой к предостережению миррских летучих мышей, выразившегося в форме того твоего видения. Издревле будучи ночными стражами этого мира, они наверняка ощутили происходящие с луной изменения. Может, как раз с этой целью и были кем-то созданы эти огромные звери. Встревожившись, они искали того единственного, кто мог бы их понять – кто мог бы донести их предупреждение до всего остального мира.
– Меня…
Джейс кивнул и махнул на Шийю:
– И, наверное, таких, как она. Спящих, которых должны были разбудить эти их крики о помощи. Тех нестареющих существ, которые могли бы остановить обрушение луны, если б такая угроза когда-либо возникла.
– К сожалению, – добавил Крайш, – хоть они и нестареющие, разрушительное воздействие времени все же уничтожило многих Спящих. А других повредило.
Бросив взгляд на Шийю, Никс представила себе того паука, укрывшегося за темными крыльями рааш’ке. В истории этих бронзовых фигур явно было и что-то еще, но с этим приходилось подождать.
Тем более что Джейс еще не закончил.
– Я думаю, что видение, которое внушили тебе летучие мыши, – это лишь предупреждение самого общего порядка, крик о помощи. Вероятно, они собрали воедино свои собственные воспоминания, добавив к ним как твои страхи, так и наверняка что-то еще – некую смесь различных пророчеств или просто обоснованных предположений касательно того, что может произойти дальше. Великий разум миррских летучих мышей бесчисленные тысячелетия жил на задворках человечества, наблюдая за становлением и падением королевств. Им было бы нетрудно просчитать, как может выглядеть будущее, если вдруг возникнет угроза обрушения луны.
Джейс принялся загибать пальцы.
– Великая война, вызванная последовавшей паникой… Попытки неких темных сил остановить тебя… То, как борьба с ними скажется на твоем теле и разуме… Те призрачные крылья на алтаре – это обещание миррских летучих мышей стать твоими верными союзниками во время грядущей борьбы. А то, что тебе показали в самом конце, – это предостережение касательно того, что произойдет, если все мы потерпим неудачу.
С каждым его словом глаза у Никс раскрывались все шире. Она ощущала правду, стоящую за такой интерпретацией ее сна. И все же…
– Я согласна с тем, что ты только что сказал, Джейс. И в самом деле согласна. Но, несмотря на все твои доводы, я знаю, что Баашалийя должен быть рядом со мной. Что он важен для всего этого. Сновидцы – как и великий разум миррских летучих мышей – намекнули на это, вселив в меня непреодолимое стремление спасти Баашалийю. Поверь мне в этом.
Никс сохраняла непреклонное выражение лица, подавляя все свои сомнения – хоть и хорошо сознавала, что все только что сказанное ею вполне может и не соответствовать истине. Несомненно было лишь одно.
– Мне пора, – сказала она. – Даал уже на пути к западному краю этого моря, ждет меня.
Никс представила его на борту ялика, увлекаемого двумя его орксо, Неффой и Маттисом. Подслушав утром приказ Уларии неусыпно наблюдать за группой, они решили, что Даал должен остаться в Кефте. На борт баржи Рифового Фарера его все равно не пустили бы, а еще одной лодки, не вернувшейся вместе с остальными, вряд ли кто хватился бы. Как только все покинули Кефту, Даал направился в противоположную сторону.
– Даал, вероятно, уже у той ледяной стены, которая ограничивает западную часть моря, – сказала Никс.
– Пантеанцы называют эту территорию Клыками, – заметил Крайш, указывая на карту Америлового моря. – Это огромный ледник, изрытый пещерами и туннелями. Согласно краткому разговору, который был у меня с Мериком, сквозь него нет прохода к Пасти Мира.
Никс знала, что это не так. И все же поморщилась, хотя и по иной причине. Она повернулась к алхимику:
– Надеюсь, ты не сказал отцу или матери Даала, что мы затеваем?
– Ну конечно же нет! Я подал это так, будто подобные вопросы интересуют меня исключительно с картографической точки зрения, не более того.
Никс немного расслабилась.
Из-за запрета беспокоить Сновидцев они по-прежнему держали Мерика и Флораан в полном неведении. Никс сказала им, что Даал остался в Кефте, чтобы немного порыбачить перед возвращением. И ее мучила совесть из-за этой лжи, особенно с учетом того, как Никс теперь относилась к его матери и отцу. После того как они с Даалом поделились своими воспоминаниями, у нее щемило сердце от любви, которую он испытывал к ним.
Хотя многое из того, что связывало их жизни, успело поблекнуть, чувства обоих по-прежнему незримо соприкасались между собой. Его воспоминания, теперь таящиеся в ней, были чем-то намного большим, чем если б Даал просто сел и рассказал ей историю своей жизни, – но все же не настолько, как если б Никс прожила все свои дни в его теле.
Она все еще помнила, на что была похожа эта близость. По мере того как рожденная ею связь ослабевала, ее отсутствие лишь заставляло Никс еще сильней желать испытанного тогда полного единения душ. По мере того как воспоминания Даала понемногу рассеивались, она чувствовала себя все более опустошенной. И страстно желала вернуться к Даалу, как будто лишь его присутствие могло заполнить эту растущую в ней пустоту.
И это была не просто дыра, образовавшаяся из-за потери его воспоминаний.
Крылась за ней и более голодная бездна.
Никс припомнился тот момент со Сновидцами, когда она схватила Даала за плечо. Она представила, как его огонь вливается в нее, затягиваемый в бездонный черный водоворот в самой сердцевине ее существа.
И содрогнулась даже сейчас.
Грейлин повернулся к окну «Пустельги» по левому борту, глядя на море на западе.
– Если мы должны отправиться к Клыкам, – сказал он, – то как ты предлагаешь туда добраться? Улария собрала всех воинов Рифового Фарера, чтобы они тщательно за нами присматривали. По всему побережью дозоры; только рыпнись, и она сразу же прознает о твоих замыслах. И я подозреваю, что Улария одобрила бы эти замыслы не больше меня. А если мы все-таки доберемся до Пасти, то рискуем взбудоражить рааш’ке, которые