А потом наступила тишина.
Та самая, что бывает только в самых глухих уголках Чёрного Бора — густая, плотная, наполненная ожиданием.
Лес замер, прислушиваясь к нашему с оборотнем тяжёлому дыханию.
И ждал.
Ждал, чем закончится этот поединок.
Ждал, кто из нас останется стоять.
Ждал...
Содрогаясь от боли, я поднялся на дрожащие ноги. Предплечье пылало адским огнём — кожа вздулась кровавыми волдырями, источая сладковато-горький запах поджаренной плоти. В горле стоял ком — хотелось завыть от боли, разрыдаться, как настоящему ребёнку, чтобы весь лес услышал мои страдания. Но судьба не дала мне этой слабости.
Словно в насмешку, в тот же миг зашевелился и мой противник. Его состояние радовало куда больше моего — в боку зияла дыра размером с дыню, через которую просвечивали обугленные рёбра.
"Ну как, блохастый, вкусные чужие пирожки?" — прошипел я, голос сорвался на визгливый писк. Уже собирался добавить что-то более язвительное, но слова застряли в горле — рана на теле оборотня начала затягиваться с пугающей скоростью.
«Какого чёрта?!» — от увиденного мои глаза, попрощавшись, начали собирать вещи, дабы покинуть своё обиталище.
Я застыл, наблюдая, как плоть буквально плетётся сама собой, восстанавливаясь за считанные мгновения. Едва зажив, чудовище с рыком бросилось вперёд, распахнув пасть с рядами желтоватых кинжалов-зубов.
Барьер я активировал в последний момент — когда смертоносные клыки уже блистали в сантиметрах от моего лица.
Последовал странный хруст — голова отделилась от тела и всей тяжестью врезалась мне в грудь. Воздух вышибло с такой силой, что я превратился в выброшенную на берег рыбу — беззвучно хлопал ртом, пытаясь вдохнуть. Лишь через мучительную минуту лёгкие наконец наполнились живительным кислородом.
«Хорошо, что сдох быстро», — мелькнула бледная мысль. Будь он упрямей — успел бы сомкнуть челюсти на моей глотке.
Очнувшись от шока, я поднялся — и обомлел. Башка оборотня осталась прежней, а вот могучее тело начало сжиматься, трансформируясь... в человеческое. Передо мной лежал голый мужчина с бледной кожей и впалой грудью.
Первый солнечный луч пробился сквозь хвойный полог, и вместе с ним из мёртвого тела вырвался знакомый шарик энергии — точь-в-точь как из Файриса. Он медленно поплыл ко мне. Я замер, бежать или сопротивляться не стоит. Это не будет больно, — уговаривал я себя, пока шабримая молния приближалась.
Шар вонзился в грудь — и мир взорвался яркой вспышкой. Источник внутри расширился, наполнив каждую клетку тела жгучей энергией. «Силён был зверь... А мне просто повезло», — констатировал я про себя, ощутив прилив энергии.
Собрав фонарик, я поднял нож и, схватившись за отвисшее ухо, заковылял к дому. Сюда я больше ни ногой. Пока не стану сильным и здоровым, как Арни, и ловким, как Джеки Чан.
Когда деревья расступились, открыв опушку, силы окончательно покинули меня. Последнее, что я увидел — перекошенное от ужаса лицо Флоки. Даже улыбнуться не успел — тьма накрыла с головой.
***
Пробуждение и последствия.
Сознание вернулось ко мне постепенно, как прилив на песчаный берег. Первым пришло обоняние — воздух был пропитан божественным ароматом свежей выпечки, в котором угадывались нотки ванили, корицы и чего-то ещё, неуловимо домашнего. Я, подобно мультяшной мышке, ведомой запахом сыра, поднялся с постели и, не утруждая себя умыванием, поплыл по коридорам за этим гастрономическим сиреным пением.
В кухне царила напряжённая атмосфера. Торгус, восседая за массивным дубовым столом, изливал свой гнев на Флоки, который стоял, смиренно склонив голову. Его могучие плечи были напряжены, а пальцы судорожно сжимали край кожаного фартука. Розетта у печи в этот момент как раз извлекала из духовки противень с золотистыми слоёными пирожками — моим рецептом, к слову. Жизнь в одиночестве научила меня многим кулинарным премудростям, когда надоедали бесконечные дошираки и пельмени.
— Твоя удача, что он выжил, — голос Торгуса гремел, как далёкий гром перед бурей. — Будь иначе, я бы тебя собственноручно закопал рядом с тем волколюдом.
— Учитель, — я шагнул вперёд, вставая рядом с конюхом, — вина полностью на мне. Чай закончился, а рецепт... — я кивнул в сторону толстой поваренной книги, — был записан здесь. Вот я и отправился в лес за ингредиентами.
— Да? — брови мага молнии поползли вверх. — А ты в курсе, что это не поваренная книга? Это вообще мемуары старого алхимика. Он просто её забыл у нас, когда в последний раз гостил.
Услышав это, я захлопал глазами. Хрена я…
— М-м-м.
— Гром с этой книгой. Откуда в зале висит голова волколюда?
— Этот негодяй, — я, уловив в его интонации отсутствие смертельного гнева, развалился на стуле, — сожрал все пирожки, предназначенные лесному духу, а потом поджидал меня на обратном пути. Мы сошлись в бою, и... — я горделиво выпрямил спину, — навалял ему. Кстати, лес был на моей стороне.
— Ты понимаешь, что этот зверь был уровня магистра? — Торгус ударил кулаком по столу, отчего ложки весело подпрыгнули. — Ты хоть представляешь, почему я столько времени не мог его изловить?
— Я... — слова застряли у меня в горле.
— Учитель, готов принять наказание, — снова поднялся, вставая слева от Флоки.
— Как говорится, победителей не судят, — маг провёл рукой по бороде. — Но наказание вам всё же будет. Флоки — корми Генриетту. Ты, сорванец, — его палец указал на меня, — отмываешь башню снаружи. — Затем он повернулся к Розетте. — А ты... не виновата, но... — его палец замер в воздухе, — приготовь сегодня ту пиццу с колбасками. Две. Большие.
— Всё, разобрались, — он махнул рукой. — А теперь давай есть и слушать твой рассказ. Как тебе удалось одолеть эту тварь.
— Я не только его укокошил, — с гордостью сообщил я, отправляя в рот ложку овсянки вместе с вишнёвой слойкой, — я ещё в Омуте Тихих Мыслей утопленнице руку барьером поотрывал.
Торгус закашлялся так, что посуда на столе затанцевала чечётку.
— Ты нырял в Омут?! — его глаза округлились до размеров пирожков.
— Ну да, — я удивлённо пожал плечами. — А как бы я иначе достал лист мудроцвета?
Маг молнии несколько раз открывал и закрывал рот, словно рыба на берегу, затем