Прежде чем войти на кладбище, Джованна попросила через час собраться на том же месте. Сеньора Марта продолжила сидеть в машине, с закрытыми глазами откинувшись головой на спинку сиденья и радуясь, что добралась до этой точки без происшествий.
Джованна и Андреа застегнули ветровки и медленно пошли по величественным кипарисовым аллеям этого погребального лабиринта, оставив группу свободно гулять. Они останавливались перед мавзолеями, удивляясь разнообразию их размеров и происхождения фамилий. Андреа хотела взять подругу за руку, но Джованна мягким и быстрым жестом указала на выгравированное на плите имя: «Телефона Паласио». Обе смеялись — беззвучно, чтобы не оскорбить память почившей, — пока Джованна фотографировала Андреа, которая прижала руку к уху, будто держа телефонную трубку. Они прошли мимо огромного мавзолея Сары Браун, чье имя носило кладбище. Он был окружен туристами, впечатленными его странным золотым куполом, словно украденным у мечети. Внезапно подруги вышли к могиле, которая больше походила на ботанический сад, чем на захоронение: по разбитому стеклу усыпальницы вился вислоплодник, внутри были видны кактусы и свисающие растения. Джованна записала что-то в блокнот, пока Андреа фотографировала.
— Посмотри на меня, — вдруг сказала Андреа, и пленочный фотоаппарат поймал в кадр карие глаза Джованны.
Потом подруги пришли на аллею, где кипарисы стояли с голыми ветвями, темными и сухими, как будто после пожара. Андреа спросила, не гриб ли это, но Джованна, потрогав ветки, понюхав и лизнув подушечки пальцев, сказала, что нет.
— Может, тля, — ответила она, глядя снизу вверх на пятна на кипарисе. — А может, эти деревья подхватили здесь охоту умереть.
* * *
Открыв дверь, Каталина увидела, что Патрисио сидит перед гигантским телевизором посреди гостиной и играет в футбол на приставке. Как ни в чем не бывало, она бросила рюкзак на стол, села рядом с братом и спросила:
— Как играть?
У Патрисио хватило терпения научить сестру контролировать игроков и передавать пас от одного к другому, а не просто бить дугой всякий раз, когда мяч оказывается у нее. Она быстро схватывала. Брат разрешил ей не ходить в школу на этой неделе, и они сражались до тех пор, пока Каталина спустя два дня не вырвала у брата ничью, забив гол на последней минуте. Все предыдущие партии заканчивались ее проигрышем, в основном по голам. В тот день ее счастью не было предела. Она запрыгнула на кресло с криками: Даааа! Даааа! Вот тебе, гадкий Патрушка! Один — один! А потом бегала по дому, раскинув руки, как аэроплан.
— Хорош, малявка. Будешь радоваться, когда меня обыграешь.
Патрисио нажал на «старт», и они начали новую партию.
Каталина никогда не спрашивала, откуда все эти вещи. Растягивалась на массажном кресле и включала его на максимальную мощность, бегала по дому за братом, угрожая ему миксером, пряталась в сушилке для одежды, долго мылась под горячим душем и потом часами выбивала птичек, фрукты и разноцветные шарики в мобильном, а иногда, когда весь дом был в ее распоряжении, перемалывала насекомых с землей в блендере. Каждую неделю появлялись коробки с новыми вещами. Каталина ждала, пока Патрисио их откроет, восхищенно рассматривала каждое устройство, а потом просила брата научить ее этим пользоваться.
— Смотри, тут две кнопки, какой кофе хочешь? Большой или маленький?
— Большой! — с восторгом кричала она.
Тогда он нажимал на зеленую кнопку, и кофемашина выдавала пышный латте, который довольная Каталина уносила в свою комнату. Так потихоньку дом наполнился электробытовыми приборами, вещами, одеждой, велосипедами, игрушками, которые появлялись каждый понедельник рано утром, а с ними — полный оранжевых купюр белый конверт с серповидным листом на марке. Книги, которые приходили вместе с подарками, оказывались свалены в курятнике, образовывая небольшую кучу. Птицы прыгали и гадили на них, нещадно раздирая клювами.
Патрисио не сделал ни одной попытки что-либо выяснить. Лучше не надо, говорил он себе: а то вдруг коробки больше не появятся? Пусть эти фанатики делают с отцом что хотят. Так или иначе, шкафы ломились от добра, Каталина ездила учиться на школьном автобусе, а у Патрисио были деньги, и он мог купить что угодно. Он прятал банкноты и карточки в обувной коробке в своей комнате и время от времени говорил сестре, что папу лечат за границей. Что его забрали марсиане. Что его съела чупакабра. Хочет ли она еще хлеба с авокадо. Чтобы она ему не грубила. Что он теперь в доме главный.
Каталина посмотрела на горячий шоколад. — Сыграем лучше еще одну партию? — спросила она, поставив чашку на стол. — Вкусно.
Они сели рядом в кресло и включили приставку. Сестра посмотрела брату в глаза.
— Сейчас я тебя сделаю, — сказала она.
* * *
Когда группа наконец прибыла в бухту Чилота в порту Порвенира, к англичанам вернулся исследовательский дух. Бледность от качки на пароме уступила место порозовевшим щекам и желанию узнать, что за истории скрываются за этими разноцветными, крытыми железом портовыми домиками, которые виднелись вдали, разбросанные как пятна краски в однообразной степи. Джованна сняла куртку и повесила ее на спинку переднего сиденья, в тридцатиградусную жару не верилось, что микроавтобус пересекает самую близкую к Антарктиде местность на Земле.
Сеньора Марта между тем перестала нервничать, возможно в силу отсутствия препятствий: на трассах CH-257 и Y-85, которые двумя змеями протянулись на 136 и 159 километров до южной оконечности Огненной Земли, чаще, чем автомобили, встречались овцы, верблюдовые, велосипедисты, лошади и бескилевые. Поэтому здесь она с удовольствием отвечала на разнообразные вопросы любопытных пассажиров и даже вежливо поддерживала с ними разговор на сносном английском.
Но после тяжелой переправы через пролив команда устала. Только Джованна смотрела на шоссе, время от времени перебрасываясь репликами с сеньорой Мартой о странностях погоды, о национальности гостей, о своей работе… и так семь часов подряд.
Когда микроавтобус в конце концов остановился напротив горного приюта «Викунья» и группа проснулась, все стали свидетелями великолепного зрелища. В этот час последние солнечные лучи освещали верхушки деревьев букового леса, которым начинался заповедник. Оранжевые кроны, казалось, застыли как пылающие облака.
Это было величественно, но времени на фотографирование не было. Под кронами уже виднелся силуэт дона Сантьяго, лесника, который в нескольких шагах позади Оливера, своей огромной облезлой овчарки, шел к приехавшим. Нужно было поставить палатки до темноты.
С помощью дона Сантьяго Джованна, Андреа и Дейвон, самый молодой из англичан, начали разбивать пять палаток поменьше и одну большую для оборудования. Но ветер дул с такой силой,