Эта эпоха выдвинула таких значительных «властителей дум», как Герцен; Лавров, Белинский, Писарев, Чернышевский, Добролюбов и другие. Одновременно сказывалось влияние Запада на русскую культуру. Гегель, Гейне, Берне, Виктор Гюго, Спенсер, Бокль, Конт и другие способствовали формированию различных направлений среди русской интеллигенции.
Для того немногочисленного слоя еврейских юношей, которые стали получать свое русское образование — либо домашним путем, либо в русских учебных заведениях, — это приобщение к европейской культуре играло большую роль. Перед ними открылся новый, невиданный дотоле заманчивый мир. Это была эпоха ассимиляции, русификации, увлечения либеральными реформами 60-х годов, русской литературой и теми радикальными социалистическими идеями, коими была проникнута русская радикальная публицистика того времени.
В своих воспоминаниях Кроль ярко рисует картину того, как развивалась его умственная и духовная жизнь.
«Очень уж велико было расстояние между религиозным воспитанием, которое я до 12-тилетнего возраста получал в хедере и той новой верой, к которой я приобщился со всем жаром моей прозревшей юношеской души. Покуда я учился в хедере, весь известный мне мир замыкался в тесных рамках моей семьи. Знал я также десяток бедных евреев на нашей улице. О том, что происходило на белом свете, я не имел ни малейшего представления... Передо мною открывался чудесный мир знаний, и каждый день я приобретал что-нибудь новое. Я читал и перечитывал русских классиков, штудировал исторические сочинения, увлекался великими русскими поэтами».
«Западноевропейские идеи меня атаковывали со всех сторон и ломали и уничтожали все то, что было мне так усердно привито и внушено с детских лет. Все мои прежние представления о жизни, привычки, суеверия были разбиты вдребезги и выросли совершенно новые взгляды на жизнь, новые чувства. С большой болью я вырывал из своего сердца многое из того, что было мне так дорого с детства, и с необыкновенным энтузиазмом я проникался идеями, которые создал человеческий гений, в течении тысячелетий всюду, где только существовала человеческая культура».
«В моей мучительной внутренней работе мне много помогли Гейне и Берне; могу сказать без преувеличения, что их влияние на меня было очень велико. Оба они научили меня, как надо ценить и любить свободу и, что еще важнее, как надо бороться против всех видов деспотизма. Вот этот характер деятельности двух замечательных немецких евреев на долгое время стал моей путеводной звездой. Я почувствовал, что на мне лежит святой долг принять участие в общей борьбе за «социальную справедливость»; я стал, как это теперь квалифицируется, «утопическим» социалистом, мечтал о всеобщем равенстве, об общечеловеческом братстве».
С такими настроениями, с таким запасом идеализма и готовностью жертвовать собой ради блага человечества, перед молодым Кролем, и как и перед его единомышленниками среди еврейской молодежи, вставал вопрос: в какую среду пойти с проповедью своих идей? На «еврейской улице» того времени (между 1870 и 1890 годами) не было — в силу тех своеобразных социальных и психологических условий, в которых жило девять десятых еврейского населения, — ни одного серьезного общественного движения — ни на национальной почве, ни в сфере социальной. В русской же среде в ту пору, в 70-х годах прошлого столетия, общественное движение было очень оживленное, и в лице народничества стало все больше и больше проникать в широкие слои русской интеллигенции. Ясно, что перед русско-еврейскими юношами — идеалистами того времени, в подавляющем большинстве случаев, намечался один лишь путь — это влиться в русское освободительное движение.
Поколение, к которому принадлежал Кроль, ушло в юношеские годы от еврейства; оно начало свое общественное служение, в огромном большинстве случаев, как ассимиляторы. Мы подчеркиваем — начало, ибо многие из них вернулись к еврейству, когда в русско-еврейской жизни произошли большие сдвиги, когда появилось и выросло огромное массовое движение: бундизм, сионизм в его различных оттенках, широкая народническая культурная и социально-политическая работа среди больших еврейских масс. Вернулись они потому, что в их духовном и душевном мире, на мой взгляд, были глубоко заложены нити, крепко связывавшие их с еврейством, с его прошлым и настоящим и с борьбой за его лучшее будущее.
Как только появились более или менее благоприятные условия для планомерной общественной работы, огромное большинство бывших «ассимиляторов» из первого поколения русско-еврейской интеллигенции — целиком или частично — отдало свои силы служению еврейским народным массам.
Кроль в своих мемуарах отмечает с особой радостью тот момент в его жизни (это было в конце 90-х годов), когда он стал принимать живейшее участие в еврейских общественных организациях.
Плодотворная и многогранная жизнь Моисея Кроля, умершего накануне своего 81-го дня рождения, определялась, как мне представляется, тремя основными факторами его устремлений: 1) борьбой за общечеловеческие идеалы, основанные на свободе человеческой личности и социальной справедливости, и за осуществление их на своей родине; 2) активным участием в разных общественных начинаниях, стремившихся облегчить правовое и экономическое положение широких масс еврейского народа; и 3) его научно-исследовательской деятельностью.
Более чем 60-летнее участие М. Кроля в общерусском общественном движении — в разные его периоды — начиная с 1879 года — от работы в партии «Народной Воли» и кончая его деятельностью в партии с.-р. в парижской эмиграции — определялось, как мне кажется, основным приматом его миросозерцания: бескомпромиссностью в борьбе за человеческое достоинство и свободу личности против всяких видов деспотизма.
Кроль, и как общественный деятель, и как журналист, боролся с людским злом, в какие бы формы оно ни облекалось. Его общественный идеал был строй, построенный на справедливости, свободе и равенстве. Всякую несправедливость он воспринимал чрезвычайно болезненно. Его гуманизм, его этический подход к общественным явлениям определяли всю его общественно-политическую работу Библейский завет — «возлюби ближнего, как самого себя» — Кроль воспринимал, как высшее веление совести.
Кроль был человеком с большими научными интересами и способностями. Влечение к научным занятиям лежало в его натуре и оно привело к тому, что, очутившись в ссылке в 80-х годах прошлого столетия, он отдался всецело изучению и обследованию примитивных народностей, населявших Забайкалье. Собранные и обработанные материалы о бурятах, а равно его серьезный труд о формах землепользования в Забайкалье, имеют до сих пор большую научную ценность и явились настоящим вкладом в русскую этнографическую науку. М. Кроль своими обследованиями инородческого населения Сибири примыкает