-Я потерял ногу, сражаясь с мятежниками, — произнес Виктор, обращая на себя внимание.
-Доказательства, — не отрываясь от бумаг, бросил служащий.
Виктор с силой топнул деревянной ногой об пол.
-А вы сами не видите, есть у меня нога или нет? — раздражено произнес он.
Служащий, фыркнув, поднял на него на секунду глаза.
-Полегче, молодой человек, с женой так разговаривать будешь. Бумаги, подтверждающие ваши слова.
Виктор бросил на стол вольную, — единственный документ, положенный рекруту.
Служащий бегло просмотрел ее.
-И где здесь сказано, что ты потерял в бою ногу? Здесь даже не сказано, что ты воевал. Забран в рекруты, не подошел, был отпущен.
-А ногу, по-вашему, я сам себе отпилил?
Служащий фыркнул:
-А мне откуда знать? Может, ты родился такой. А теперь нацепил солдатские лохмотья и хочешь получить халявные драхмы, будто бы и правда, родину защищал.
Виктор сжал кулаки:
-Меня оторвали из дома, заставили сражаться и убивать, сделали жалким калекой, и в качестве благодарности вы мне предлагается отправиться жить на улицу?
Служащий снова фыркнул:
-Спектакль, молодой человек, в другом месте показывать будете. Я вам ничего не предлагаю, будут доказательства — будут драхмы.
Виктор, тяжело дыша, вышел на улице.
-Тут платят лишь этим здоровым бездельникам, — прошамкал подошедший к Виктору старик. — Сидели всю жизнь в кабинетах, а теперь, видите ли, они герои. А мы тогда кто? Кто? Я отдал свой долг родине сполна. Всю жизнь его отдавал. Пока не состарился и не износился. И кому я теперь нужен? Но я-то хоть старый, и мне недолго скитаться осталось. А тебе не повезло, сынок. Пасть в бою лучше такой жизни. Пошли, отведу тебя на Хромую площадь, там все наши собираются. Нет, нет, да и подаст нам несчастным какой-нибудь добрый человек, — и старик горько вздохнул.
Виктор лишь хмыкнул в ответ.
Серые улицы чужого города окружали его со всех сторон. Тоска разрывала душу. И в этот момент Виктор почувствовал, как бессвязные мысли в его голове сливаются в мелодичные строчки, поющие гимн царящей вокруг несправедливости.
Он поднял глаза нараскинувшееся над ним бескрайнее небо.
А строчки в его голове лились и лились.
Испытав злость от мимолетности подобной красоты, он с силой стукнул рукой об кирпичную стену. Ярко-красная струйка крови показалась на ободранной им ладони.
— Видать, тебе совсем башку отбили, — покрутил у виска старый солдат.- И это еще зеленый змей в голову не ударил.
А Виктор ничего не слышал и не видел вокруг. Он, словно помешанный, выводил своей кровью строчки на грязной стене обшарпанного домика.
Проходящие мимо люди с опаской поглядывали на безумца с окровавленными руками.
Проезжающая мимо карета внезапно остановилась, из нее вышел пожилой профессор, и, взглянув на написанные Виктором каракули, он молча снял шляпу, сделав еле заметный поклон головой.
-Я видел много замечательных творений, многие из них были поистине гениальны, но то, что сочинили вы выше гениальности, Оно словно льется с неба, западает в душу, вызывает слезы и праведный гнев. Ваши стихи будет мечтать напечатать любая свободная типография. Вы, молодой человек, прирожденный поэт.
И старый профессор протянул все еще не вернувшемуся в себя Виктору руку.
Сон переключился. Уил увидел дом, в котором они жили до того страшного пожара. На пороге стояла Лика, только чуть старше и с каким-то странным выражением на лице.
— Лика, — закричал, что есть мощи Уил.
Он почувствовал, что кричит в голос. Бессвязные тени снова хлынули в его сознание, разрушая последние обрывки сна.
— Родители умерли, поэтому я и сдаю половину комнаты, — донесся до Уила отдаленный голос.
— Никто еще не приезжал к нам на экскурсию, — фыркнул, сидящий на стене стражник, наблюдая за входящей в ворота делегацией ройзсцев.
-Последние гости нашего уютного заведения, — усмехнулся другой. — А по весне и «нереста» не будет. Флот уничтожен. Хоть сами впору работать пойдем.
Заключенных в Аквоморий привозили только в теплое время года, в то время когда Кристальная была судоходной. И потому, скопившись за зиму в острогах, каторжники по весне пополняли в Аквомории ряды своих несчастных собратьев. Это явление стражниками в шутку называлось нерестом заключенных.
Ройзский турист был пухлым мужчиной средних лет, лицо которого украшали, словно пучок соломы, светло-русые усы. Вокруг него суетился низенький переводчик.
— Как к вам обращаться, господин? — заискивающе спросил комендант.
Ройзсец, дружески похлопав его по плечу, протянул руку.
— У нас нет титулов и званий, зови меня просто Жоди, — передал его слова переводчик. — Я был на вулкане Куанье, у гейзеров Ченьеу, кормил ручных танзанов в лесах Ноэ, но попасть сюда было моей детской мечтой.
Комендант усмехнулся:
— Наши дети как раз мечтают об обратном — никогда не попасть сюда.
-Аквоморий мне не совсем чужд, — снова передал слова переводчик. -Мой дед умер здесь.
— Но разве ройзсцев ссылают в Аквоморий? — удивленно подняв бровь, спросил комендант.
— Он был вистфальцем, — ройзсец усмехнулся. — Грустная цена варварства. И я намерен посетить его могилу. Вот, — он ткнул пальцем в одного из членов делегации, низкого старичка с длинной до пят седой бородой, — подобрал по дороге. Настоящий вистфальский жрец, как и у любого вашего лорда.
— Вряд ли вы найдете могилу деда. Всех заключенных хоронят в общей яме в бескрайних снегах за крепостной стеной. И только метель плачет по ним.
На лице ройзсца промелькнуло удивление:
— А почему не внутри Аквомория? — передал его слова переводчик.
— Заключенных пугает сама мысль отправиться к тем сущностям, что говорят в их головах. Каждый, кто хоть мгновение провел здесь, начинает по-другому смотреть на мир.
Ройзсец постучал по своей голове.
«Ментель Фэента»
— «Я их слышу», — перевел крылатое энноское выражение переводчик.
Они шли по покрытой синим дымом земле между работающими в шахтах заключенными.
— Говорят, здесь соприкасается мир мертвых с миром живых. И это их души стонут во мраке, — снова заговорил ройзсец.
— Кто знает, кто знает, –вздохнул комендант. — Когда находишься здесь, лучше о подобном не думать.
-Вот тебе,