Вскоре корабль причалил к месту своего назначения. Заключенных построили на палубе. Впереди, теряясь в бескрайних снегах, лежало место их вечной ссылки.
Мелкие снежинки медленно опускались на лица тут же озябших после теплого трюма людей.
Крупный заключенный с хищным лицом грубо пихнул своего соседа — одетого в грязный кожаный плащ щуплого интеллигента.
— Куртейку придется отдать, — прорычал он в лицо соседа своим беззубым ртом.
— С чего это? — промямлил в ответ интеллигент.
— Я убил собственную мать, тебе же не хочется проверять, что я сделаю с тобой? — улыбнувшись беззубой улыбкой, от которой в жилах застыла кровь, ответил первый.
Больше вопросов не последовало.
Какой-то юный матрос, провожая взглядом удаляющихся в бескрайнее снега заключенных, похлопал по своему карману и растерянно пробормотал:
-Никто не видел мой кошелек?
На палубе послышался хохот.
-Твой кошелек уже движется прямиком в сторону Аквомория, — ответил ему кто-то из матросов.
Но они же все были в наручниках, — растерянно промямлил юнец.
Чем вызвал новый приступ смеха на палубе.
Снег монотонно хрустел под ногами. Кто-то громко сопел, что есть мощи стараясь отдышаться, кто-то, лишившись сил, падал, чтобы больше никогда не подняться с замерзшей земли и, получив в голову арбалетный болт «последний подарок Вистфалии», замирал. Другие же заключенные безучастно плелись вперед без цели и без надежд.
Уил медленно перебирал замёрзшими ногами. Они сами несли его вперед. Жизнь была не более чем сон.
В голове, будто отдаленное эхо, с каждым новым шагом пробуждался неясный звон, словно это место пело свою зловещую песню.
С неба, освещая путь, в ночном полумраке мерцали бледно-голубые звезды, озаряя своим холодным светом ледяную гладь. Будто чьи-то далекие равнодушные глаза с легким любопытством смотрели на страдания копошащихся внизу людей. Голубые звезды горели над Аквоморием всегда. Солнце никогда не всходило над этим местом. Акилин все видел, и ему было все равно.
Синяя стена, мрачно возвышающаяся на горизонте, вместе с пульсирующим эхом медленно приближалась к своим новым поселенцам.
Какой-то молодой заключенный уже перед самым входом, решил было бежать, рванувшись в сторону, в объятья вечных снегов. Но несколько арбалетных болтов быстро остудили его пыл.
— Теперь это ваш новый дом, душегубы, — проскрипел пожилой стражник, вводя очередную партию каторжников внутрь.
Синий дым кружился под ногами.
Аквоморий был похож на бескрайний муравейник. Тысячи углубленных в землю шахт, в каждой из которых сидит пристегнутый на цепь каторжник.
Лишь стоило переступить порог этого места, как отдаленное эхо разом сменялось тысячей шепчущих в голове голосов. Они смеялись и плакали, просили о пощаде, а затем вновь сливались в один бесконечный бессвязный гомон.
Впервые, испытав этот нескончаемый шквал, люди схватившись за головы, падали на землю. Но в Аквомории это было нормально.
Уил складывал железообразные шарики аквомора в тележку. Несмотря на кожаные перчатки, руки покрылись язвами, отчего невыносимо болели и жгли. Но, как и к шепоту в голове, к этому здесь привыкали.
-Шаг назад, руки за голову! -раздался в соседней шахте знакомый любому каторжнику клич.
Патрульный проверял работу.
Каторжник — рослый лысый мужчина с орлиным лицом, сделав демонстративно шаг назад, резко кинулся вперед, повалив патрульного с ног. Он попытался выдернуть висящий у стражника меч, но стражник, мгновенно вскочив на ноги, отбил атаку.
Каторжник рухнул на колени.
— Пожалуйста, убей меня, — расплакавшись, как ребенок, прохныкал он. -Я больше не могу. Избавь меня от них, — и он застучал здоровенным кулачищем по своей голове, так что послышался треск. — Убей.
Стражник все еще переводил дыхание после произошедшего.
Заключенный тем временем продолжил плакать, валяясь в ногах.
— Ну, так сдерни маску и съешь пару шариков… -проворчал стражник в ответ.
Каторжник побелел от ужаса.
-Чтобы Они съели меня изнутри? — и по его крупному суровому лицу градом полились слезы.
Патрульный оглянулся по сторонам. Убийство заключенного могло стоить ему карьеры.
Заключенный с силой застучал рукой по своей голове и, плача, стал ругаться со своими невидимыми собеседниками. Они были в его голове и навсегда останутся с ним.
Послышался звук вынимаемого из ножен меча. Один короткий резкий удар и голова каторжника, словно мяч, покатилась по снегу, вскоре скрывшись в кружащем синем дыме. На застывших губах заключенного читалось лишь одно немое «спасибо».
— А ты куда уставился? — приметив стоящего в соседней шахте Уила, закричал стражник, с силой наградив его несколькими ударами плетью.
Мимо шахт с гордым видом прошел лорд де Пинкс. Бросив взгляд на лежащие в тележки шарики аквомора, он что-то недовольно фыркнул себе под нос.
Лорд де Пинкс единственный из находящихся здесь не был ни стражником, ни заключенным. Он находился в Аковомории по своей воле…
За его спиной стражники, смеясь, говорили:
— Зачем быть одним из самых богатых людей в Вистфалии, если все равно добровольно влачишь жизнь, мало отличающуюся от жизни каторжника?
А кто-то, усмехнувшись, добавлял, покрутив у виска:
— Больной человек. Десять лет искать слезу Акилина в надежде обрести бессмертия. А остаток жизни тем временем так и пройдет мимо него.
Но лорд, с упорством осла, продолжал бессмысленные поиски. Сначала он пробовал нанимать для этой цели людей, но потом, боясь, что кто-то присвоит себе его бессмертие, стал сам контролировать процесс, став единственным добровольным жителем Аквомория.
— Тсс, — смолкали стражники, приметив высокую соболиную шапку лорда. Безумцев расстраивать нельзя, а богатых безумцев тем более.
Понятие ночь в Аквомории было условным. Голубые звезды в той же поре горели и когда каторжники ложились спать, и когда, проснувшись, начинали работу.
Здание, в котором ночевали заключенные, было разделено на множество тесных бетонных склепов, в каждом из которых прямо на полу спал каторжник. А