Я почувствовала его дыхание со свежими нотками хвои. Таор тронул пальцами мой побитый лоб ласково, осторожно. Я поняла, что он спрашивает о похищении.
— Да...
Мужские пальцы поджали меня к себе за плечи покрепче, сдержанно поглаживая.
— Больше не тронет. И я уже одну не оставлю. Эти четыре дня одна не будешь, с собой буду брать. Бояться придется тоже — только меня. Поняла?
Заявление прозвучало угрожающе... надёжно. Ещё раз вытерев глаза, я удивленно воззрилась на Таора, невольно отметив, что он тоже посчитал дни. Лицо мужчины выглядело серьезным и разумным.
— Куда брать?
— Куда угодно, — хмыкнул Волк и уточнил. — В лес по утрам вместе будем ходить.
Он положил тяжелую руку на мое колено, неторопливо погладил.
— Ты оказалась права. Да, Тиром не понял, что на тебе моя метка. Дрей тоже заболел, не чует ничего. Сейчас даже ты по нюху лучше этих двоих будешь. Я и думать не хочу, что следующему больному в голову взбредет. Старейшины объявили официально, что синяя хворь пришла, по носам нашему роду бьет. Стая паникует, все жрут пырей и сидят по домам. Такие дела, травница.
От новости голова пошла кругом. Я с ужасом приложила руки к щекам.
«Портниха, Тиром, Дрей, болезнь, я... Я?!»
— Таор... А если это я? — голос сорвался на шепот.
— Что — ты?
— Если я болезнь принесла...?
Заметно нахмурившись, Таор остро глянул на меня, несколько секунд подумал.
— Может ты, — согласился. — Но может и не ты. У меня нос на месте. Откуда нам знать? Может вода. Или птица, зверь — заяц, олень. Куропатка.
От перечисления вариантов стало немного легче.
— Что же теперь будет? — окончательно забыв об обиде, я распахнула глаза на Таора. Он смотрел на меня спокойно.
— Теперь — не знаю. Может скоро будем называться безносыми волками, — он чуть улыбнулся, но глаза остались серьезными. — Интересно отвар твой корневой попробовать. Сваришь? Серый готов выпить что угодно. Может и я глотну.
— Конечно, сварю!
— Обижаешься, что связал? — спросил без паузы. — Будешь травить?
По своему обыкновению Таор спрашивал прямо. Покусав губы, я поняла, что моя обида куда-то исчезла так стремительно, что я обнаружила от нее только крошечную, почти испарившуюся лужицу на донышке чаши моего терпения.
— Уже не обижаюсь, — признала. — Травить не буду. Но больше так не делай!
— Обещать не буду, — хмыкнул злой Волк, который все ещё оставался тем, кем всегда и был. Я вздохнула и не обиделась.
Таор качнул меня на ноге. Руку он пока не разжимал, крепко стискивая мне плечо. Вторая рука все еще лежала у меня на колене. Уже не пытаясь вставать, я тронула кожу около содранных костяшек.
— Болит? Тебе ничего не... поранили? — тихо спросила.
— Так... — Таор задумчиво пошевелился, будто подумал о повреждениях впервые. — Полечишь?
— Полечу...
Он потянулся, быстро стащил с себя рубаху, небрежно бросил ее на пол и повернул ко мне руку.
— Плечо прокусила... Мать его.
В последний раз шмыгнув носом, я потянулась осматривать место укуса. Волчица прорезала кожу клыками, оставив два очевидных прокола.
— Промыть надо... — озабоченно нахмурилась и потянулась встать. Таор не отпустил.
— Ты говорила, что меня надо ещё зеленью намазать, — напомнил.
Я перевела взгляд на мужскую грудь.
— Чешется, да? Где, здесь? — приложила ладонь, опять оглядывая плечи.
Впервые после начала разговора Таор улыбнулся.
— Чешется, да, — иронично подтвердил, позволяя мне трогать и разглядывать себя. — Нет, не там ищешь. Ниже. Ещё ниже. Показать?
Черная бровь смешливо приподнялась. Я вопросительно посмотрела вниз и залилась румянцем. Волк ухмыльнулся.
— Чай тоже нужен. Успокаивающий, — он повелительно приподнял пальцем мой подбородок. — У меня тут селянка на колене вертится, ёрзает мягким местом. Успокаивать нужно, утешать, а я с утра об одном думаю: как бы эту селянку...
Голос становился все тише, тише... Так и не договорив, Таор жадно захватил мои губы. С облегчением обвила руками мужскую шею, горячо отвечая на поцелуй. Я так боялась, что вчерашняя гроза больше никогда не повторится, так сильно боялась...
Подол взвился вверх, трепеща как парус, и тут же сник: сорванное с тела платье полетело в угол, замирая там беспомощной кучкой ткани. В воздух взвилось маленькое облачко бесполезной уже коры крушины, оседая на волокнах платья бурыми крупинками. Солнечный день за окнами дома улыбался понимающе, безмятежно: погода не имела значения.
***
После близости я лежала с закрытыми глазами, чувствуя как по векам невесомо прыгают просочившиеся из окна солнечные зайчики. Таор лежал за мной, накрыв своей рукой. Блаженная нега, разлившаяся по телу, утопила в себе волнения и я ощущала только одно: как же мне хорошо и лениво. Хворь, Тиром, великородные, мысли о матушке — все отодвинулось, накрытое тягучей поволокой услады. Шевелиться и думать не хотелось.
Мы лежали так довольно долго, когда мерный голос Таора нарушил тишину.
— Сосунок тебе не соврал. Есть на мне вина.
Удивленно приоткрыла веки. Я думала, что он задремал, но оказалось — бодрствует. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять: Таор говорит о Тироме.
— Была одна девушка больше года назад... Великородная, — Волк говорил задумчиво. — Я хотел жениться на ней. Насильно.
Я молчала, прислушиваясь, чувствуя как он рассеянно гладит меня по бедру. Я не знала, зачем он мне это рассказывает.
— Тогда много происходило... Все вокруг хаоса крутилось, моя жизнь тоже. Зацепились мы с ней... Старейшина велел, чтобы я ее оставил в роду любым способом, пусть и насильно. Он мне как отец был, я согласился. Насильничать не думал, но нажал. У нас с ней было такое, знаешь... притяжение. Искра. Меня к ней тянуло сильно. Был уверен, если поднажму немного, она сдастся. Примет.
Голос у Таора звучал повествовательно, не спеша, кажется, почти без эмоций, будто он говорит не со мной, а сам с собой. Поэтому я просто слушала, ощущая смесь странной ревности к той прошлой неведомой девушке и страха, что он — мог.
— ...поднажал крепко. Она не сдавалась, упрямая... Ошибся я, уже тогда понял... Не так пошло, как думал. Ну и все. Сделать-то и не сделал ничего, но принуждение было. Потом чуть не казнили. Я говорил с ней потом, она простила. Но для меня самого это до сих пор...
Он сделал паузу.
«Непростительно», — поняла.
— Бесчестье, — Таор тут же подтвердил мою мысль. — Не избавиться, не смыть, не забыть. То, что теперь просто есть.
Эмоций в его голосе все еще не было.
— Ты же не успел... — сочувственно подала голос.
— Кое-что успел. Силу применил.
— Это просто ошибка, — тихо возразила. — Ты приказ исполнял.
— Нет, Аса, не просто... Исполнить приказ — мое решение. Значит и вина — моя.
Чем ответить, я не знала. Понимала только, что жизнь Таора этот поступок разделил на две половины: до и после.
— Зачем ты мне об этом говоришь?
— Чтобы знала, — услышала. — Тиром тоже такое решение принял. Больной, здоровый, притяжение, приказ... Обстоятельства не так важны. Мы способны себя контролировать и отвечаем за свои действия. Все остальное — отговорки лжецов и слабаков.
С последним я не была полностью согласна.
— Ты не можешь контролировать все свои поступки...
— Могу, — произнес Таор с такой резкой однозначностью, что я поняла — в этом его не переубедить.
Спорить не хотелось. В эту секунду я осознала, что казнь все-таки случилась. Злой Волк сам себя признал виновным и сам себя же за принятое решение безапелляционно казнил, не принимая во внимание ни одно из обстоятельств.
Я повернулась к нему лицом, ткнувшись носом в грудь, обняла за пояс.
— А сейчас ты как бы поступил?
— Сейчас... Зашёл бы к ней, развязал и наблюдал, как она убегает, сверкая пятками. После спать бы лег.
Улыбнулась. Теперь мне было чем ответить.
— У меня случилось немного похожее... несколько лет назад. Я ошиблась тогда. Добавила в настойку не три капли чинахи, а целую ложку. Просто кто-то пришел, я отвлеклась и перепутала бутылки. Чинахи в большой дозировке — яд. А я самоуверенная такая была, думала, что всё уже знаю. Ну вот...
Я сморщила нос, заново переживая отголоски прошедшего, которые все еще звучали стыдным упреком к той себе, что совершила ошибку. Теперь молчал и слушал Таор.
— Чудом получилось так, что больной не все выпил. Это бабушка была, вредная до жути... Вот она чуть не умерла тогда, матушка