Гигант медленно, величественно плыл рядом с нами, его огромный глаз, размером с иллюминатор нашей рубки, казалось, безразлично смотрел на наш маленький корабль. От него исходило ощущение древнего спокойствия и мощи, совершенно чуждой суетливой, ржавой цивилизации Дна.
– Кто… что это? – прошептала Сарра, прижавшись к иллюминатору, её лицо выражало смесь страха и восхищения.
– Левиафан… – выдохнул я, вспомнив легенды, которые слышал от стариков на «Гавани». – Глубоководный кит-мутант. Говорят, они потомки тех китов, что жили в океане сотни лет назад. Кристаллическая пыль, арконит… она изменила их, сделала… такими.
– Он… он опасен? – спросила Сарра, не отрывая глаз от светящегося гиганта.
– Не думаю, – я даже не сомневался. Никаких признаков агрессии, никаких энергетических всплесков. – Старики говорили, они мирные. Просто плывут по своим, никому не ведомым путям в глубинах. Пасутся, наверное, на планктоне или… чем они там питаются. Мы для них – просто мелкая рыбешка, не стоящая внимания.
Мы летели рядом с Левиафаном несколько минут.
Он не обращал на нас никакого внимания, продолжая свое медленное, величественное движение сквозь тьму. Его светящиеся узоры переливались, завораживая, гипнотизируя. Казалось, в его движениях, в его спокойствии была какая-то древняя мудрость, недоступная нам, мечущимся в своей подводной клетке обитателям Дна.
На миг я почувствовал укол зависти к этому существу – свободному, не знающему ни долгов, ни баронов, ни страха.
Он был частью этого океана, а мы – лишь чужеродными паразитами на его теле.
Потом Левиафан плавно вильнул хвостом и начал погружаться, уходя в еще большие глубины, его свечение становилось все слабее, пока окончательно не растворилось во мраке.
Мы остались одни, оглушенные этой неожиданной, мимолетной встречей с чудом.
– Он прекрасен… – тихо сказала Сарра. – Никогда такого не видела.
– Да, – согласился я. – На Дне есть не только ржавчина и страх. Есть и… такое.
Эта встреча немного развеяла гнетущую атмосферу в кабине.
Мы продолжали полет с каким-то новым, смешанным чувством – напоминанием о том, насколько огромен и непостижим этот мир, и как мало мы о нем знаем.
Наконец, мы добрались до сектора Йота-12.
Координаты привели нас к старому, давно заброшенному шахтному комплексу, вернее, к тому, что от него осталось. Несколько ржавых, полуразрушенных конструкций на дне, остатки стыковочного узла, и широкий, темный провал шахтного ствола, уходящий вертикально вниз. Данные Администратора не соврали – место выглядело мертвым и забытым уже много десятилетий.
Никаких следов недавней деятельности, никаких признаков того, что кто-то претендует на эту территорию.
Мы снова облачились в скафандры, проверили оборудование и начали спуск.
Шахтный ствол был широким, но стены его осыпались, а старые лестницы и платформы проржавели и грозили обрушиться в любой момент. Мы спускались медленно, страхуя друг друга тросом и постоянно проверяя прочность конструкций.
Ниже ствол переходил в сеть горизонтальных штреков – запутанный лабиринт, пробитый в мягкой осадочной породе. Здесь было еще хуже – многие тоннели были частично или полностью завалены, другие затоплены мутной, стоячей водой. В воде была высокая концентрация метана, как и предупреждал Администратор.
Приходилось постоянно следить за датчиками, чтобы не забрести в ловушку.
Мы начали методично обследовать доступные штреки, медленно продвигаясь вперед и сканируя породу.
Работа была утомительной и монотонной.
Сарра двигалась впереди, освещая путь фонарем и отмечая пройденные участки на портативной карте.
Я двигался следом, сканируя стены в поисках признаков руды.
Но сканер упорно молчал или выдавал лишь слабые, незначительные сигналы «синей крови» очень низкого качества.
Арконита не было и в помине.
Час проходил за часом.
Мы обследовали один штрек за другим, забираясь все глубже в этот заброшенный лабиринт.
Усталость накапливалась, воздух в скафандрах становился все более спертым, а надежда таяла с каждым безрезультатным метром.
Порода была пустой. Абсолютно пустой.
Шахту забросили не зря – здесь просто нечего было добывать.
– Пустышка, – сказал я с горечью, когда мы остановились на очередном перекрестке тоннелей, чтобы свериться с картой и проверить запасы кислорода. Мы обследовали уже почти весь доступный сектор. – Администратор не соврал – шахта старая и выработанная. Ничего здесь нет. Мы зря потратили последние кредиты.
– Что будем делать, Гром? Возвращаться? – Сарра устало прислонилась к стене, ее плечи поникли.
Я посмотрел на показания кислородных баллонов.
Воздуха оставалось еще на пару часов работы, не больше.
Возвращаться на «Вздох» с пустыми руками? Снова оказаться в том же тупике?
Нет.
Мы должны были найти хоть что-нибудь.
Хоть контейнер «синей крови», чтобы продать ее и купить топлива.
– Давай проверим последний штрек, – я указал на узкий, почти полностью заваленный боковой тоннель на карте. – Вон тот. Он ведет в сторону неисследованного сектора. Может, там?
– Там же завал, Гром, – возразила Сарра. – И сканер ничего не показывает.
– А вдруг за завалом что-то есть? – я упрямо мотнул головой. – Мы не можем вернуться ни с чем. Попробуем разобрать завал. Хотя бы немного. Вдруг там дальше есть проход? Это наш последний шанс здесь.
Она посмотрела на меня, потом на карту, потом снова на меня. Вздохнула:
– Ладно. Попробуем. Другого варианта уже не будет.
Мы направились к последнему, почти безнадежному штреку.
Надежда была слабой, но она все еще теплилась.
Может быть, именно там, за этим завалом, нас ждала удача?
Или очередное разочарование.
На Дне никогда нельзя было знать наверняка.
***
Разгребать завал в узком, полутемном штреке, облаченным в громоздкий скафандр, оказалось настоящим проклятием.
Камни были тяжелыми, покрытыми скользкой слизью, а работать приходилось в три погибели, рискуя повредить и без того не новые скафандры.
Мы сменяли друг друга: пока один разбирал камни поменьше вручную, отбрасывая их в сторону, другой с помощью монтировки и привезенной снова лебедки пытался сдвинуть самые крупные валуны, блокировавшие проход.
Воздух в шлемах быстро становился спертым от усилий, мышцы ныли, раненая нога отзывалась тупой болью на каждое движение.
Время текло мучительно медленно, отмеченное лишь шипением наших систем жизнеобеспечения и скрипом лебедки. Пару раз мы замирали, прислушиваясь к треску породы где-то над головой, боясь нового обвала, но шахта молчала, словно наблюдая за нашими тщетными попытками.
Отчаяние то и дело подкатывало к горлу, но мы упрямо продолжали. Вернуться ни с чем было уже не вариантом, а унижением, которое мы не могли себе позволить.
Прошло несколько часов, прежде