— Вот уж и правда, хорошо в Гакусюине вас учат!
— Это не школьное образование, — сказал Кимитакэ. — Просто в языке заключены многие истины.
Тем временем Юкио уже карабкался по деревянной водосточной трубе — легко и быстро, словно лоснящаяся чёрная кошка. Зонтик болтается за спиной. И вот он уже наверху — а зонтик в руке, словно меч.
Юкио огляделся по сторонам — ничего. Перешёл на другую сторону и пропал из виду.
— Давайте я пока посмотрю, что можно сделать с завесой, — успел произнести Кимитакэ. А в следующее мгновение раздался грохот.
Кто-то вскочил на край крыши общежития.
Юкио?
Нет, не он.
Зыбкая фигура напоминала скорее чёрную лису. Она замешкалась на мгновение, успела заметить, что на неё смотрят и школьники, и полковник, а значит в ту сторону скрыться уже нельзя, и в последнее мгновение прыгнула в сторону.
Юкио уже летел на него, по дуге, невозможной для человека, замахиваясь зонтиком, как катаной. С яростным грохотом он обрушился на железные листы крыши и чуть не свалился вниз, отчаянно размахивая руками, чтобы удержать равновесие.
Это была всего лишь небольшая заминка, но чёрная лиса успела ею воспользоваться. Разгон, прыжок — и вот она уже на крыше школы.
Юкио летел за ней, как стрела. Тоже разгон, тоже прыжок, вниз полетел плохо закреплённый металлический лист, но лисица уже успела нырнуть в чердачное окошко. Юкио бросился следом. Казалось, для человека оно узковато, но и сам Юкио был достаточно худенький. С его длинными волосами и таким же чёрным ученическим френчем и неестественной, нечеловеческой гибкостью он и сам казался чем-то вроде лисы.
Школьник проскользнул внутрь, как ласка в нору змеиного гнезда. И какое-то время всё было тихо. Только здание школы над их головами как-то особенно чётко выделялось на фоне неба.
Казалось, всё стало по-прежнему, но никто, конечно, в это не поверил. Всем было ясно: это не больше, чем затишье. Сейчас снова начнётся. Они начали невольно отходить, чтобы не угодить под случайный удар.
И они оказались правы: началось.
Послышался свирепый грохот. Сложно даже представить, что могло так грохотать. Потом в узком, как крепостная бойница, чердачном окошке мигнула белая молния, как будто кто-то фотографировал с магниевой вспышкой. Снова грохот, такой ужасный, что неясно, как здание школы вообще смогло устоять, — и раз оно устояло, что там вообще происходит.
А уже потом, безо всяких вспышек и грохота, фанерная стена лопнула и оттуда вылетел Юкио, растрёпанный и по-прежнему с зонтиком. Повернулся в воздухе и смачно рухнул в траву.
Все бросились к нему. Никто не понимал, что произошло. Но всем было ясно: только Юкио способен что-то сделать.
Для человека, который только что вылетел с высоты третьего этажа, Сатотакэ выглядел вполне неплохо. Разве что лицо было перепачкано чем-то чёрным, рукава школьного френча — чем-то белым, а ещё он немного дымился. Но чёрные глазки смотрели по-прежнему весело.
— Я упустил его, — сообщил Юкио. Потом закрыл глаза и его лицо опять стало невозмутимым.
Полковник растолкал школьников, наклонился над юношей. Потрогал его руку, приложил ухо к груди и констатировал:
— Он уснул. С ним всё будет хорошо.
Дымок, что поднимался от Юкио, постепенно рассеивался. А школа по-прежнему чернела у них за спиной, но теперь казалось, что это просто пустая кожура.
Чёрный лис нашёл способ сбежать. И было ясно: теперь он будет лучше прятаться.
13. Растерзанный покров
Лис пропал. А школа по-прежнему была заперта в невидимую тюрьму.
Никто не мог увидеть её стен, и это делало их по-настоящему несокрушимыми. Единственная дорога, которая прежде связывала её с миром, уходила теперь в лес и там заканчивалась.
Юкио отнесли в лазарет, чтобы он отлеживался под надёжной охраной. А Кимитакэ вместе с полковником держали путь в сторону леса. Юный каллиграф вызвался попытаться найти выход или хотя бы его проделать.
— Я думаю, завеса поставлена на самой дороге, чтобы ничего не усложнять, — заметил Кимитакэ. — Возможно, даже обрыв проводов не больше чем иллюзия. Они просто хотят быть уверены, что мы не сможем выйти. Потому что не знали, что здесь найдутся знающие люди вроде меня или Юкио. Я не думаю, что наши враги стали бы так сильно всё переусложнять.
— Я в этих ваших магических штучках не разбираюсь, — заявил полковник. — Но привык жить среди непонятного ещё в кадетском училище. Так что продолжай.
— Пока ясно одно: мы глубоко заблуждались.
— Продолжай. Опровержение тоже ценно. И я сам обожаю разрушить с утра пораньше какое-нибудь общеизвестное заблуждение.
— А какие такие заблуждения вы знаете? — осведомился Кимитакэ.
— Ну, например, что все военные тупые, — спокойно ответил полковник. — На самом деле это не верно. Никакие мы не тупые. Порой мы даже слишком остро заточены. Другое дело, что призывники попадают к нам разные и со всеми приходится как-то работать. Так что да — тупые солдаты действительно попадают, мы же их из обычных людей берём, а не делаем на заводе. А вот офицеры императорской армии (про корейцев не говорим) — ничуть не тупее штатских. Просто это очень занятые люди, им нет дела до многих подробностей. К тому же армейский человек очень быстро, ещё в кадетском училище, усваивает, что могут наказать за пьянку, за бардак, за отказ выполнять приказ, за любую неуместную инициативу, а вот за тупость наказания не предусмотрено. И никогда не будет предусмотрено и потому, что если за глупость наказывать, то половина армии будет сидеть на гауптвахте, а другая половина писать отчёты, почему не справляемся. К тому же каждый военный неизбежно учится отыгрывать дурака, особенно перед штатскими умниками. Это очень способствует несению службы.
— Вы имеете в виду, что дурак бездумно бежит выполнять любой приказ?
— А вот как раз и наоборот! Ты не можешь сказать вышестоящему офицеру: «А я не буду это делать», или «А я не знаю, как это делать», или «А я не могу это сделать». Это не только в нашей, в любой армии мира всё так устроено. Приказ есть приказ. Умри, но выполни. А если приказ идиотский и губительный? Выполнять его нельзя, но выполнить надо. Вот и приходит на помощь спасительная военная глупость, которая на самом деле просто обратная сторона военной хитрости. Нельзя отказаться выполнять приказ. Но точно так же можно выполнить его, а потом сделать, как