Я посмотрел. Заросли вереска тянулись до самого горизонта, кое-где вспучиваясь небольшими холмами и серыми, похожими на кучки камней, фермами.
Холмы покрывали овцы. Объедая зелёные побеги, они бродили по пустошам, и ни пронизывающий ветер, ни снег не были помехой их броуновскому движению.
— Закон запрещает перемещение по торфяникам, кроме как пешим ходом, — сказал я, копнув носком ботинка тонкий слой почвы. Обнажился мел: рыхлый, сероватый, пропитанный водой, как губка.
Всё это Алекс прекрасно знал. Просто… Шефу требовалось прийти в себя.
Новый опыт, в виде перелёта на скоростном частном самолёте, не доставил ему никакого удовольствия. А мысль, что и домой придётся как-то добираться, выводила из себя.
Ну и то, что по суше до искомого замка потребовалось добираться дольше, чем лететь… Вверх-вниз по холмам, по утопленной на полметра в мел колее, которая под дождём превращалась в натуральную молочную реку.
Метель, из которой мы вылетели на Гольфстриме, здесь перешла в холодный и нудный дождь.
Валлиец довёз нас до вершины холма — с него открывался великолепный и величественный вид на фьорд, в центре которого, на небольшом острове, притулилась кучка камней, сложенная в невысокую башенку.
— Туристы, — тыкая в остров заскорузлым коричневым пальцем сказал валлиец. — В Каэр-Донен всё время приезжают туристы…
Говорил он на жутком валлийском диалекте, и даже англофил Алекс понимал его с пятого на десятое.
То, что мы должны заявиться в замок в качестве туристов, меняло многое.
Во-первых, мы не могли взять никакого оружия, даже любимого револьвера шефа. В самолёте, пока Алекс спал, я нашел статью в Википедии и прочёл, что всех туристов, прежде чем пустить внутрь, прогоняют через металлодетектор…
Славился Айлен-Донан своими живописными видами, а ещё тем, что в замке хранилось знаменитое «полотно сидхе» — на фото оно выглядело, как кусок старой, застиранной половой тряпки.
О тряпке было известно, что когда-то она служила плащом самому Мерлину, который, накрывшись ею с головой, мог становиться невидимым.
Брехня, — решил я. — Современные стэлс-покрытия дадут этой ветоши тысячу очков вперёд.
Глядя сверху, со скалы, я понимал: прикинуться туристами — это единственный способ попасть в замок. С берегом остров соединял лишь мост, и о том, чтобы проникнуть на территорию тайно, не шло и речи.
— Идём, — шеф ступил на тропу, которая, попетляв меж мшистых камней, должна была свести нас к началу моста.
— Интересно, лорд Фрэнсис тоже будет в замке? — спросил я.
Мысль одновременно пугала и вызывала вполне обоснованные опасения.
Фрэнсис Бэкон…
В рамках образовательной программы Алекса, я проштудировал эту его «Новую Атлантиду» от корки до корки — даром, что повесть так и не была закончена.
Впрочем, узнав об этом человеке чуть больше, я начинаю понимать, почему его так тянуло на создание Утопии.
По-сути, Совет должен был стать её прообразом. На нём Бэкон задумал обкатать идеи, которым он посветил страницы своей Атлантиды.
«Мудрый порядок», установленный благодаря просвещённому монарху — в бессменной роли которого, разумеется, он видел себя — должен поддерживаться Сенатом, высокородными и образованными существами из сверхъестественного сословия…
Обычным же людям отводилась крайне незавидная роль. Плебс, естественно, должен работать, не жалея живота, дабы способствовать процветанию Атлантиды.
Всё это я вспомнил, пока мы летели, и невольно улыбнулся: вот почему Гоплит воспринял в штыки мои восторги по поводу Атлантиды… Наслушался уже, спасибо большое.
По-моему, именно Бэкона обвиняли в присвоении Шекспировских пьес. Доказать ничего не смогли, и выдавать себя за великого драматурга это не мешало.
Словом, аппетиты у Старца были те ещё. И если он сейчас в замке — даже не знаю, что сможем противопоставить ему мы, два скромных петербургских дознавателя.
Мы противопоставим ему нашу с тобой изобретательность, мон шер ами. Нашу смелость, нашу находчивость… И наш вкус в выборе костюмов. Точнее, мой вкус. Но ты можешь погреться в лучах моей славы.
Я ехидно улыбнулся.
Не так давно нам с Алексом пришлось выдавать себя за итальянцев, братьев Пистолетто, цирковых артистов.
Я восхищался тем, как быстро и органично шеф вошел в роль, и как изумительно он отыгрывал репризы.
Сейчас, глядя, как неуклюже шеф съезжает по раскисшей тропе, а его килт из клетчатого тартана цепляется за все колючки, сколько их тут есть, в глубине души я злорадствовал.
Если кто-то поверит, что Алекс — шотландский лорд, то я — Мики-Маус.
Легенду нам подготовил тот самый валлиец. Его предупредили, что в замок нужно будет провести двоих русских, причём так, чтобы никто не знал, кто они такие. Вот он и расстарался: приготовил килты, эти их напузные сумки, жесткие колючие пиджаки с серебряными пуговицами…
Я от маскарада отказался. Хватит с меня нормальной кожаной куртки, нормальных джинс и нормальных ботинок. А вот Алекс любил поиграть в переодевания.
— Шеф, а что мы им скажем?
Промокшие, в хлюпающих ботинках, мы стояли у ворот замка, оснащенных вполне современными домофоном и камерой.
— Скажем, э… что приехали посмотреть гобелены.
— Гобелены?
Мы явились «без записи», на «ура». Не знаю, может, у них тут так принято, но я бы таких проходимцев на порог не пустил.
— Это замок? Замок, — с апломбом ответствовал шеф. — Значит, у них есть старинные гобелены. Вот мы и будем их осматривать.
Голову он держал высоко, плечи расправил, взгляд сделал орлиный — словом, вошел в образ лорда.
— Да что они там, спят, что ли? — повернувшись спиной к воротам, Алекс лягнул их подошвой ботинка.
Говорят, отличительной чертой всяких аристократов является наплевательское отношение к приличиям и чужому времени.
К моему удивлению, домофон ожил, засветился и что-то неразборчиво квакнул.
Алекс, подобравшись к экрану вплотную, посмотрел в него одним глазом, и рявкнул на хорошем, так называемом «королевском» английском, что мы, чёрт подери, промокли, вилы вам в печень, дьявольски замёрзли, и моментально желаем оказаться в отведённых нам комнатах у пылающего камина.
Не пустят, — решил я про себя. — Много тут таких шляется…
Ворота бесшумно распахнулись.
— Какое мрачное место, — я говорил по-русски, не стесняясь.
Мажордом, или дворецкий, вёл нас по каменному коридору, держа в руке тяжелый шандал с настоящими свечками. Время от времени он останавливался